- Значит, товарищ, - говорил толстячок, - нам от вас потребуется сле-
дующее: исполнение художественных плакатов, надписей и окончание транс-
паранта. Наш художник начал его делать и заболел. Мы его оставили здесь
в больнице. Ну и, конечно, общее наблюдение за художественной частью.
Можете вы это взять на себя? Причем предупреждаю - работы много.
- Да, я могу это взять на себя. Мне приходилось выполнять такую рабо-
ту.
- И вы можете сейчас же с нами ехать?
- Это будет трудновато, но я постараюсь.
Большая и тяжелая гора свалилась с плеч заведующего хозяйством. Испы-
тывая детскую легкость, толстячок смотрел на нового художника лучезарным
взглядом.
- Ваши условия? - спросил Остап дерзко. - Имейте в виду, я не похо-
ронная контора.
- Условия сдельные. По расценкам Рабиса.
Остап поморщился, что стоило ему большого труда.
- Но, кроме того, еще бесплатный стол, - поспешно добавил толстунчик,
- и отдельная каюта.
- В каком же классе?
- Во втором. Впрочем, можно и в первом. Я вам это устрою.
- А обратный проезд?
- На ваши средства. Не имеем кредитов.
- Ну, ладно, - сказал Остап со вздохом, - соглашаюсь. Но со мною еще
мальчик-ассистент.
- Насчет мальчика вот я не знаю. На мальчика кредита не отпущено. На
свой счет - пожалуйста. Пусть живет в вашей каюте.
- Ну, пускай по-вашему. Мальчишка у меня шустрый. Привык к спартанс-
кой обстановке. Кормить вы его будете?
- Пусть приходит на кухню. Там посмотрим.
Остап получил пропуск на себя и на шустрого мальчика, положил в кар-
ман ключ от каюты и вышел на горячую палубу. Остап чувствовал немалое
удовлетворение при прикосновении к ключу. Это было первый раз в его бур-
ной жизни. Ключ и квартира были. Не было только денег. Но они находились
тут же, рядом, в стульях. Великий комбинатор, заложив руки в карманы,
гулял вдоль борта, якобы не замечая оставшегося на берегу Воробьянинова.
Ипполит Матвеевич сперва делал знаки молча, а потом даже осмелился
попискивать. Но Бендер был глух. Повернувшись спиною к председателю кон-
цессии, он внимательно следил за процедурой опускания гидравлического
пресса в трюм.
Делались последние приготовления к отвалу. Агафья Тихоновна, она же
Мура, постукивая кегельными ножками, бегала из своей каюты на корму,
смотрела в воду, громко делилась своими восторгами с виртуозом-балалаеч-
ником и всем этим вносила смущение в ряды почтенных деятелей тиражного
предприятия.
Пароход дал второй гудок. От страшных звуков сдвинулись облака. Солн-
це побагровело и свалилось за горизонт. В верхнем городе зажглись лампы
и фонари. С рынка в Почаевском овраге донеслись хрипы граммофонов, сос-
тязавшихся перед последними покупателями. Оглушенный и одинокий Ипполит
Матвеевич что-то кричал, но его не было слышно. Лязг лебедки губил все
остальные звуки.
Остап Бендер любил эффекты. Только перед третьим гудком, когда Иппо-
лит Матвеевич уже не сомневался в том, что брошен на произвол судьбы,
Остап заметил его.
- Что же вы стоите, как засватанный*. Я думал, что вы уже давно на
пароходе! Сейчас сходни снимают! Бегите скорей! Пропустите этого гражда-
нина! Вот пропуск!
Ипполит Матвеевич, почти плача, взбежал на пароход.
- Вот это ваш мальчик? - спросил завхоз подозрительно.
- Мальчик, - сказал Остап, - разве плох? Типичный мальчик. Кто ска-
жет, что это девочка, пусть первый бросит в меня камень!
Толстяк угрюмо отошел.
- Ну, Киса, - заметил Остап, - придется с утра сесть за работу. Наде-
юсь, что вы сможете разводить краски. А потом вот что: я художник, окон-
чил ВХУТЕМАС*, а вы мой помощник. Если вы думаете, что это не так, то
скорее бегите назад, на берег.
Черно-зеленая пена вырвалась из-под кормы. Пароход дрогнул, всплесну-
ли медные тарелки, флейты, корнеты, тромбоны и басы затрубили чудный
марш, и город, поворачиваясь и балансируя, перекочевал на левый борт.
Продолжая дрожать, пароход стал по течению и быстро побежал в темноту.
Позади качались звезды, лампы и портовые разноцветные знаки. Через мину-
ту пароход отошел настолько, что городские огни стали казаться застывшим
на месте ракетным порошком.
Еще слышался ропот работающих "ундервудов", а природа и Волга брали
свое. Нега охватила всех плавающих на пароходе "Скрябин". Члены тиражной
комиссии томно прихлебывали чай. На первом заседании месткома, происхо-
дившем на носу, царила нежность. Так шумно дышал теплый ветер, так мягко
полоскалась у бортов водичка, так быстро пролетали по бокам парохода
черные очертания берегов, что председатель месткома, человек вполне по-
ложительный, открывший рот для произнесения речи об условиях труда в не-
обычной обстановке, неожиданно для всех и для самого себя запел:
Пароход по Волге плавал,
Волга русская река...
А остальные суровые участники заседания пророкотали припев:
Сире-энь цвяте-от*...
Резолюция по докладу председателя месткома так и не была вынесена.
Раздавались звуки пианино. Заведующий музыкальным сопровождением Х. Ива-
нов, чувствуя нежность ко всем, извлекал из инструмента самые лирические
ноты. Виртуоз плелся за Мурочкой и, не находя собственных слов для выра-
жения любви, бормотал слова романса:
- Не уходи. Твои лобзанья жгучи, я лаской страстною еще не утомлен. В
ущельях гор не просыпались тучи, звездой жемчужною не гаснул небоск-
лон*...
Симбиевич-Синдиевич, уцепившись за поручни, созерцал небесную бездну.
По сравнению с ней вещественное оформление "Женитьбы" казалось ему воз-
мутительным свинством. Он с гадливостью посмотрел на свои руки, прини-