вариаций.
Балалаечник бисировал до тех пор, пока у него не полопались струны.
Наступил черед Жоржетты Тираспольских. Она вывела с собой табунчик
девушек в сарафанах. Концерт закончился русскими плясками.
Пока "Скрябин" готовился к дальнейшему плаванью, пока капитан перего-
варивался в трубу с машинным отделением и пароходные топки пылали, грея
воду, духовой оркестр снова сошел на берег и к общему удовольствию стал
играть танцы. Образовались живописные группы, полные движения. Закатыва-
ющееся солнце посылало мягкий абрикосовый свет. Наступил идеальный час
для киносъемки. И действительно, оператор Полкан, позевывая, вышел из
каюты. Воробьянинов, который уже свыкся с амплуа всеобщего мальчика, ос-
торожно нес за Полканом съемочный аппарат. Полкан подошел к борту и
воззрился на берег. Там на траве танцевали солдатскую польку. Парни то-
пали босыми ногами так, будто хотели расколоть нашу планету. Девушки
плыли. На террасах и съездах берега расположились зрители. Французский
кинооператор из группы "Авангард"* нашел бы здесь работы на трое суток.
Но Полкан, скользнув по берегу крысиными глазками, сейчас же отвернулся,
рысью подбежал к председателю комиссии, поставил его к белой стенке, су-
нул в его руку книгу и, попросив не шевелиться, долго вертел ручку аппа-
рата. Потом он увел стесненного председателя на корму и снял его на фоне
заката.
Закончив киносъемку, Полкан важно удалился в свою каюту и заперся.
Снова заревел гудок, и снова солнце в испуге убежало. Наступала вто-
рая ночь. Пароход был готов к отходу.
По коридорам и лесенкам бегал Персицкий, разыскивая исчезнувшего кор-
респондента ТАСС. Корреспондента нигде не было. Только тогда, когда уже
убирали сходни, корреспондент объявился. Он бежал вдоль берега, спотыка-
ясь, гремя баночками и размахивая удочкой.
- Человека забыли! - кричал он протяжно. - Человека забыли*!
Пришлось подождать.
- Чтоб вас черт побрал! - сказал Персицкий, когда истомленный коррес-
пондент прибыл. - Рыбу ловили?
- Ловил.
- Где же ваши осетры, налимы и раки?
- Нет, это черт знает что! - заволновался корреспондент. - Распугали
всю рыбу своими оркестрами! И даже наконец, когда одна рыба уже клюнула,
заревел этот ужасный гудок, и рыба тоже убежала. Нет, товарищи, в таких
условиях работать совершенно невозможно!.. Совершенно!..
Разгневанный корреспондент пошел к капитану справляться о ближайшей
остановке.
- Сначала Юрино, - сказал капитан, - потом Козьмодемьянск, потом Ва-
сюки, Марианский посад, Козловка. Потом Казань. Идем по расписанию ти-
ражной комиссии.
Узнав то, что узнают все: сколько, приблизительно, такой пароход мо-
жет стоить и как он назывался до революции, - корреспондент перешел на
не менее тривиальные расспросы о волжских перекатах и мелях.
- Ну, это дело темное, - вздохнул капитан, - когда как. Каждый день
дно может перемениться. На это обстановка есть.
- Какая обстановка? - удивился корреспондент.
- Маяки, буи, семафоры на берегах. Это и называется обстановкой. А
главное - практика. Вот сынишка мой...
Капитан показал на двенадцатилетнего мальчугана, сидевшего у поручней
и глядевшего на проплывающие берега.
- Настоящий волгарь будет. Лучше меня фарватер знает. С шести лет его
с собой вожу.
Разговор с корреспондентом прервал заведующий хозяйством. За ним шел
несколько растерянный директор бриллиантовой концессии.
- Это наш художник, - сказал завхоз, - мы тут делаем транспарант. Так
вот, нельзя ли будет прикрепить его к капитанскому мостику? Оттуда его
будет видно со всех сторон.
Капитан категорически отказался от украшения мостика.
- Ну, тогда рядом!
- Рядом - пожалуйста!
Завхоз обратился к Остапу.
- А вам, товарищ художник, удобно будет сбоку от капитанского мости-
ка?
- Удобно, - со вздохом сказал Бендер.
- Так смотрите же! С утра приступайте к работе.
Остап со страхом помышлял о завтрашнем утре. Ему предстояло вырезать
в картоне фигуру сеятеля, разбрасывающего облигации. Этот художественный
искус был не по плечу великому комбинатору. Если с буквами Остап кое-как
справлялся, то для художественного изображения сеятеля уже не оставалось
никаких ресурсов.
- Так имейте в виду, - предостерегал толстяк, - с Васюков мы начинаем
вечерние тиражи, и нам без транспаранта никак нельзя.
- Пожалуйста, не беспокойтесь, - заявил Остап, надеясь больше не на
завтрашнее утро, а на сегодняшний вечер, - транспарант будет.
После ужина, на качество которого не могли пожаловаться даже такие
гурманы, как Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд, после таких раз-
говоров на корме:
- А как будет со сверхурочными?
- Вам хорошо известно, что без разрешения инспекции труда мы не можем
допустить сверхурочных.
- Простите, дорогой товарищ, наша работа протекает в условиях ударной
кампании...
- А почему же вы не запаслись разрешением в Москве*?
- Москва разрешит постфактум.
- Пусть тогда постфактум и работают.
- В таком случае я не отвечаю за работу комиссии.
После всех этих и иных разговоров наступила звездная ветреная ночь.
Население тиражного ковчега уснуло. Львы из тиражной комиссии спали.
Спали ягнята из личного стола, козлы из бухгалтерии, кролики из отдела
взаимных расчетов, гиены и шакалы звукового оформления и голубицы из ма-
шинного бюро.
Не спала только одна нечистая пара. Великий комбинатор вышел из своей
каюты в первом часу ночи. За ним следовала бесшумная тень верного Кисы.
- Одно из двух, - сказал Остап, - или-или.
Они поднялись на верхнюю палубу и неслышно приблизились к стулу, ук-
рытому листами фанеры. Осторожно разобрав прикрытие, Остап поставил стул
на ножки, сжав челюсти, вспорол плоскогубцами обшивку и залез рукой под