- Я попробую, - робко сказал Ипполит Матвеевич.
- Черт с вами! Лучше уж не пробуйте! Прощаю вам еще раз. Так и быть -
зайцем поеду я.
Для Ипполита Матвеевича был куплен билет в бесплацкартном жестком ва-
гоне, в котором бывший предводитель и прибыл на уставленную олеандрами в
зеленых кадках станцию "Минеральные воды" Северо-Кавказских железных до-
рог. Воробьянинов ступил на каменистую платформу станции и, стараясь не
попадаться на глаза выгружавшимся из поезда колумбовцам, стал искать Ос-
тапа.
Давно уже театр уехал в Пятигорск, разместясь в новеньких дачных ва-
гончиках, а Остапа все не было. Он приехал только вечером и нашел Во-
робьянинова в полном расстройстве.
- Где вы были? - простонал предводитель. - Я так измучился.
- Это вы-то измучились, разъезжая с билетом в кармане? А я, значит,
не измучился? Это не меня, следовательно, согнали с буферов вашего поез-
да в Тихорецкой? Это, значит, не я сидел там три часа, как дурак, ожидая
товарного поезда с пустыми нарзанными бутылками? Вы - свинья, гражданин
предводитель! Где театр?
- В Пятигорске.
- Едем! Я кое-что накропал по дороге. Чистый доход выражается в трех
рублях. Это, конечно, немного, но на первое обзаведение нарзаном и же-
лезнодорожными билетами хватит.
Дачный поезд, бренча, как телега, в пятьдесят минут дотащил путешест-
венников до Пятигорска. Мимо Змейки и Бештау концессионеры прибыли к
подножию Машука.
Глава XXXIX. Вид на малахитовую лужу
Был воскресный вечер. Все было чисто и умыто. Даже Машук, поросший
кустами и рощицами, казалось, был тщательно расчесан и струил запах гор-
ного вежеталя.
Белые штаны самого разнообразного свойства мелькали по игрушечному
перрону: штаны из рогожки, чертовой кожи, коломянки*, парусины и нежной
фланели. Здесь ходили в сандалиях и рубашечках "апаш"*. Концессионеры в
тяжелых грязных сапожищах, тяжелых пыльных брюках, горячих жилетах и
раскаленных пиджаках чувствовали себя чужими. Среди всего многообразия
веселеньких ситчиков, которыми щеголяли курортные девицы, самым светлей-
шим и самым элегантным был костюм начальницы станции. На удивление всем
приезжим, начальником станции была женщина. Рыжие кудри вырывались
из-под красной фуражки с двумя серебряными галунами на околыше. Она но-
сила белый форменный китель и белую юбку.
Налюбовавшись начальницей, прочитав свеженаклеенную афишу о гастролях
в Пятигорске театра Колумба и выпив два пятикопеечных стакана нарзану,
путешественники проникли в город на трамвае линии "Вокзал - Цветник". За
вход в "Цветник" с них взяли десять копеек.
В "Цветнике" было много музыки, много веселых людей и очень мало цве-
тов. В белой раковине симфонический оркестр исполнял "Пляску комаров". В
Лермонтовской галерее продавали нарзан. Нарзаном торговали в киосках и в
разнос.
Никому не было дела до двух грязных искателей бриллиантов.
- Эх, Киса, - сказал Остап, - мы чужие на этом празднике жизни*.
Первую ночь на курорте концессионеры провели у нарзанного источника.
Только здесь, в Пятигорске, когда театр Колумба ставил третий раз пе-
ред изумленными горожанами свою "Женитьбу", компаньоны поняли всю труд-
ность погони за сокровищами. Проникнуть в театр, как они предполагали,
было невозможно. За кулисами ночевали Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и
Залкинд, марочная диета которых не позволяла им жить в гостинице. Так
проходили дни, и друзья выбивались из сил, ночуя у места дуэли Лермонто-
ва и прокармливаясь переноской багажа туристов-середнячков.
На шестой день Остапу удалось свести знакомство с монтером Мечнико-
вым, заведующим гидропрессом. К этому времени Мечников, из-за отсутствия
денег каждодневно похмелявшийся нарзаном из источника, пришел в ужасное
состояние и, по наблюдению Остапа, продавал на рынке кое-какие предметы
из театрального реквизита. Окончательная договоренность была достигнута
на утреннем возлиянии у источника. Монтер Мечников называл Остапа дусей
и соглашался.
- Можно, - говорил он, - это всегда можно, дуся. С нашим удовольстви-
ем, дуся.
Остап сразу же понял, что монтер великий дока.
Договорные стороны заглядывали друг другу в глаза, обнимались, хлопа-
ли друг друга по спине и вежливо смеялись.
- Ну! - сказал Остап. - За все дело десятку!
- Дуся? - удивился монтер. - Вы меня озлобляете. Я человек, измучен-
ный нарзаном.
- Сколько же вы хотели?
- Положите полста. Ведь имущество-то казенное. Я человек измученный.
- Хорошо! Берите двадцать! Согласны? Ну, по глазам вижу, что соглас-
ны.
- Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон.
- Хорошо излагает, собака*, - шепнул Остап на ухо Ипполиту Матвееви-
чу. - Учитесь.
- Когда же вы стулья принесете?
- Стулья против денег.
- Это можно, - сказал Остап, не думая.
- Деньги вперед, - заявил монтер, - утром деньги вечером стулья, или
вечером деньги, а на другой день утром - стулья.
- А может быть, сегодня стулья, а завтра деньги? - пытал Остап.
- Я же, дуся, человек измученный. Такие условия душа не принимает!
- Но ведь я, - сказал Остап, - только завтра получу деньги по телег-
рафу.
- Тогда и разговаривать будем, - заключил упрямый монтер, - а пока,
дуся, счастливо оставаться у источника. А я пошел. У меня с прессом ра-
боты много. Симбиевич за глотку берет. Сил не хватает. А одним нарзаном
разве проживешь?
И Мечников, великолепно освещенный солнцем, удалился.
Остап строго посмотрел на Ипполита Матвеевича.
- Время, - сказал он, - которое мы имеем, - это деньги, которых мы не
имеем. Киса, мы должны делать карьеру. Сто пятьдесят тысяч рублей и ноль
ноль копеек лежат перед нами. Нужно только двадцать рублей, чтобы сокро-
вище стало нашим. Тут не надо брезговать никакими средствами. Пан или
пропал. Я выбираю пана, хотя он и явный поляк.