- Соседями будем.
- Матушка! - с чувством сказал отец Федор. - Не корысти ради...
- Знаю, знаю, - заметила царица, - а токмо волею пославшей тя жены.
- Откуда ж вы знаете? - удивился отец Федор.
- Да уж знаю. Заходили бы, сосед. В шестьдесят шесть поиграем! А?
Она засмеялась и улетела, пуская в ночное небо шутихи.
На третий день отец Федор стал проповедовать птицам. Он почему-то
склонял их к лютеранству.
- Птицы, - говорил он им звучным голосом, - покайтесь в своих грехах
публично!
На четвертый день его показывали уже снизу экскурсантам.
- Направо - замок Тамары, - говорили опытные проводники, - а налево
живой человек стоит, а чем живет и как туда попал - тоже неизвестно.
- И дикий же народ! - удивлялись экскурсанты. - Дети гор!
Шли облака. Над отцом Федором кружились орлы. Самый смелый из них ук-
рал остаток любительской колбасы и взмахом крыла сбросил в пенящийся Те-
рек фунта полтора хлеба.
Отец Федор погрозил орлу пальцем и, лучезарно улыбаясь, прошептал:
- Птичка божия не знает ни заботы, ни труда, хлопотливо не свивает
долговечного гнезда*.
Орел покосился на отца Федора, закричал "ку-ку-ре-ку" и улетел.
- Ах, орлуша, орлуша, большая ты стерва!
Через десять дней из Владикавказа прибыла пожарная команда с надлежа-
щим обозом и принадлежностями и сняла отца Федора.
Когда его снимали, он хлопал руками и пел лишенным приятности голо-
сом:
И будешь ты цар-р-рицей ми-и-и-и-рра, подр-р-руга ве-е-ечная моя!
И суровый Кавказ многократно повторил слова М. Ю. Лермонтова и музыку
А. Рубинштейна*.
- Не корысти ради, - сказал отец Федор брандмейстеру, - а токмо...
Хохочущего священника на пожарной колеснице увезли в психиатрическую
лечебницу.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Глава XLII. Землетрясение
- Как вы думаете, предводитель, - спросил Остап, когда концессионеры
подходили к селению Сиони, - чем можно заработать в этой чахлой местнос-
ти, находящейся на двухверстной высоте над уровнем моря?
Ипполит Матвеевич молчал. Единственное занятие, которым он мог бы
снискать себе жизненные средства, было нищенство, но здесь, на горных
спиралях и карнизах, просить было не у кого.
Впрочем, и здесь существовало нищенство, но нищенство совершенно осо-
бое - альпийское. К каждому пробегавшему мимо селения автобусу или лег-
ковому автомобилю подбегали дети и исполняли перед движущейся аудиторией
несколько па наурской лезгинки. После этого дети бежали за машиной, кри-
ча:
- Давай денги! Денги давай!
Пассажиры швыряли пятаки и возносились к Крестовому перевалу.
- Святое дело, - сказал Остап, - капитальные затраты не требуются,
доходы не велики, но в нашем положении ценны.
К двум часам второго дня пути Ипполит Матвеевич. под наблюдением ве-
ликого комбинатора, исполнил перед летучими пассажирами свой первый та-
нец. Танец этот был похож на мазурку, но пассажиры, пресыщенные дикими
красотами Кавказа, сочли его за лезгинку и вознаградили тремя пятаками.
Перед следующей машиной, которая оказалась автобусом, шедшим из Тифлиса
во Владикавказ, плясал и скакал* сам технический директор.
- Давай денги! Денги давай! - закричал он сердито.
Смеющиеся пассажиры щедро вознаградили его прыжки. Остап собрал в до-
рожной пыли тридцать копеек. Но тут сионские дети осыпали конкурентов
каменным градом. Спасаясь из-под обстрела, путники скорым шагом направи-
лись в ближний аул, где истратили заработанные деньги на сыр и чуреки.
В этих занятиях концессионеры проводили свои дни. Ночевали они в
горских саклях. На четвертый день они спустились по зигзагам шоссе в
Кайшаурскую долину. Тут было жаркое солнце, и кости компаньонов, поряд-
ком промерзшие на Крестовом перевале, быстро отогрелись.
Дарьяльские скалы, мрак и холод перевала сменились зеленью и домови-
тостью глубочайшей долины. Путники шли над Арагвой, спускались в долину,
населенную людьми, изобилующую домашним скотом и пищей. Здесь можно было
выпросить кое-что, что-то заработать или просто украсть. Это было Закав-
казье.
Повеселевшие концессионеры пошли быстрее.
В Пассанауре, в жарком богатом селении с двумя гостиницами и нес-
колькими духанами, друзья выпросили чурек и залегли в кустах напротив
гостиницы "Франция" с садом и двумя медвежатами на цепи. Они наслажда-
лись теплом, вкусным хлебом и заслуженным отдыхом.
Впрочем, скоро отдых был нарушен визгом автомобильных сирен, шорохом
новых покрышек по кремневому шоссе и радостными возгласами. Друзья выг-
лянули. К "Франции" подкатили цугом три однотипных новеньких автомобиля.
Автомобили бесшумно остановились. Из первой машины выпрыгнул Персицкий.
За ним вышел "Суд и быт", расправляя запыленные волосы. Потом из всех
машин повалили члены автомобильного клуба газеты "Станок".
- Привал! - закричал Персицкий. - Хозяин! Пятнадцать шашлыков!
Во "Франции" заходили сонные фигуры и раздались крики барана, которо-
го волокли за ноги на кухню.
- Вы не узнаете этого молодого человека? - спросил Остап. - Это ре-
портер со "Скрябина", один из критиков нашего транспаранта. С каким, од-
нако, шиком они приехали. Что это значит?
Остап приблизился к пожирателям шашлыка и элегантнейшим образом раск-
ланялся с Персицким.
- Бонжур! - сказал репортер. - Где это я вас видел, дорогой товарищ?
А-а-а! Припоминаю. Художник со "Скрябина"! Не так ли?
Остап прижал руку к сердцу и учтиво поклонился.
- Позвольте, позвольте, - продолжал Персицкий, обладавший цепкой па-
мятью репортера. - Не на вас ли это в Москве на Свердловской площади на-
летела извозчичья лошадь?
- Как же, как же! И еще, по вашему меткому выражению, я якобы отде-
лался легким испугом.
- А вы тут как, по художественной части орудуете?
- Нет, я с экскурсионными целями.
- Пешком?