ров из толпы встречающих и любопытствующих вынырнул гражданин в чесучо-
вом костюме и быстро зашагал к выходу из территории порта. Но было уже
поздно. Охотничий глаз великого комбинатора быстро распознал чесучового
гражданина.
- Подождите, Воробьянинов, - крикнул Остап.
И он бросился вперед так быстро, что настиг чесучового мужчину в де-
сяти шагах от выхода. Остап моментально вернулся со ста рублями.
- Не дает больше. Впрочем, я не настаивал, а то ему не на что будет
вернуться домой.
И действительно, Кислярский в сей же час удрал на автомобиле в Севас-
тополь, а оттуда третьим классом домой, в Старгород.
Весь день концессионеры провели в гостинице, сидя голыми на полу и
поминутно бегая в ванную под душ. Но вода лилась теплая, как скверный
чай. От жары не было спасения. Казалось, что Ялта растает и стечет в мо-
ре.
К восьми часам вечера, проклиная все стулья на свете, компаньоны на-
пялили горячие штиблеты и пошли в театр.
Шла "Женитьба". Измученный жарой Степан, стоя на руках, чуть не па-
дал. Агафья Тихоновна бежала по проволоке, держа взмокшими руками зонтик
с надписью: "Я хочу Подколесина". В эту минуту, как и весь день, ей хо-
телось только одного - холодной воды со льдом. Публике тоже хотелось
пить. Поэтому, а может быть, и потому, что вид Степана, пожирающего го-
рячую яичницу, вызывал отвращение, - публике спектакль не понравился.
Концессионеры были удовлетворены, потому что их стул, совместно с
тремя новыми пышными полукреслами рококо, был на месте.
Запрятавшись в одну из лож, друзья терпеливо выждали окончания неимо-
верно затянувшегося спектакля. Публика наконец разошлась, и актеры побе-
жали прохлаждаться. В театре не осталось никого, кроме членов-пайщиков
концессионного предприятия. Все живое выбежало на улицу под хлынувший
наконец свежий дождь.
- За мной, Киса! - скомандовал Остап. - В случае чего мы - не нашед-
шие выхода из театра провинциалы.
Они пробрались за сцену и, чиркая спичками, но все же ударяясь о гид-
равлический пресс, обследовали всю сцену. Великий комбинатор побежал
вверх по лестнице в бутафорскую.
- Идите сюда! - крикнул он сверху.
Воробьянинов, размахивая руками, помчался наверх.
- Видите? - сказал Остап, разжигая спичку.
Из мглы выступил угол гамбсовского стула и сектор зонтика с надписью:
"хочу..."
- Вот! Вот наше будущее, настоящее и прошедшее! Зажигайте, Киса,
спички, а я его вскрою.
И Остап полез в карман за инструментами.
- Ну-с, - сказал он, протягивая руку к стулу, - еще одну спичку,
предводитель.
Вспыхнула спичка, и, странное дело, стул сам собой скакнул в сторону
и вдруг, на глазах изумленных концессионеров, провалился сквозь пол.
- Мама! - крикнул Ипполит Матвеевич, отлетая к стене, хотя не имел ни
малейшего желания этого делать.
Со звоном выскочили стекла, и зонтик с надписью "Я хочу Подколесина",
подхваченный вихрем, вылетел в окно к морю. Остап лежал на полу, легко
придавленный фанерными щитами.
Было двенадцать часов и четырнадцать минут. Это был первый удар
большого крымского землетрясения 1927 года*. Удар в девять баллов, при-
чинивший неисчислимые бедствия всему полуострову, вырвал сокровище из
рук концессионеров.
- Товарищ Бендер! Что это такое? - кричал Ипполит Матвеевич в ужасе.
Остап был вне себя. Землетрясение, ставшее на его пути! Это был
единственный случай в его богатой практике.
- Что это? - вопил Воробьянинов.
С улицы доносились крики, звон и шепот.
- Это то, что нам нужно немедленно удирать на улицу, пока нас не за-
валило стеной. Скорей! Скорей! Дайте руку, шляпа!..
И они ринулись к выходу. К их удивлению, у двери, ведущей со сцены в
переулок, лежал на спине целый и невредимый гамбсовский стул. Издав со-
бачий визг, Ипполит Матвеевич вцепился в него мертвой хваткой.
- Давайте плоскогубцы! - крикнул он Остапу.
- Идиот вы паршивый! - застонал Остап. - Сейчас потолок обвалится, а
он тут с ума сходит! Скорее на воздух.
- Плоскогубцы! - ревел обезумевший Ипполит Матвеевич.
- Ну вас к черту! Пропадайте здесь с вашим стулом! А мне моя жизнь
дорога как память!
С этими словами Остап кинулся к двери. Ипполит Матвеевич залаял и,
подхватив стул, побежал за Остапом. Как только они очутились на середине
переулка, земля тошно зашаталась под ногами, с крыши театра повалилась
черепица, и на том месте, которое концессионеры только что покинули, уже
лежали останки гидравлического пресса.
- Ну, теперь давайте стул! - хладнокровно сказал Бендер. - Вам, я ви-
жу, уже надоело его держать.
- Не дам! - взвизгнул Ипполит Матвеевич.
- Это что такое? Бунт на корабле? Отдайте стул! Слышите?
- Это мой стул! - заклекотал Воробьянинов, перекрывая стон, плач и
треск, несшиеся отовсюду.
- В таком случае получайте гонорар, старая калоша!
И Остап ударил Воробьянинова медной ладонью по шее.
В эту же минуту по переулку промчался пожарный обоз с факелами, и при
их трепетном свете Ипполит Матвеевич увидел на лице Бендера такое страш-
ное выражение, что мгновенно покорился и отдал стул.
- Ну, теперь хорошо, - сказал Остап, переводя дыхание, - бунт подав-
лен. А сейчас возьмите стул и несите его за мной. Вы отвечаете мне за
целость вещи. Если даже будет удар в пятьдесят баллов, стул должен быть
сохранен. Поняли?
- Понял.
Всю ночь концессионеры блуждали вместе с паническими толпами, не ре-
шаясь, как и все, войти в покинутые дома, ожидая новых ударов.
На рассвете, когда страх немного уменьшился, Остап выбрал местечко,
поблизости которого не было ни стен, которые могли бы обвалиться, ни лю-
дей, которые могли бы помешать, и приступил к вскрытию стула. Результаты
вскрытия поразили обоих концессионеров. В стуле ничего не было. Ипполит
Матвеевич, не выдержавший всех потрясений ночи и утра, засмеялся крыси-