ным смешком. Непосредственно вслед за этим раздался третий удар, земля
разверзлась и поглотила пощаженный первым толчком землетрясения и разво-
роченный людьми гамбсовский стул, цветочки которого улыбались взошедшему
в облачной пыли солнцу.
Ипполит Матвеевич стал на четвереньки и, оборотив помятое лицо к мут-
но-багровому солнечному диску, завыл. Слушая его, великий комбинатор
свалился в обморок. Когда он очнулся, то увидел рядом с собой заросший
лиловой щетиной подбородок Воробьянинова. Ипполит Матвеевич тоже был без
сознания.
- В конце концов, - сказал Остап голосом выздоравливающего тифозного,
- теперь у нас осталось сто шансов из ста. Последний стул (при слове
"стул" Ипполит Матвеевич очнулся) исчез в товарном дворе Октябрьского
вокзала, но отнюдь не провалился сквозь землю. В чем дело? Заседание
продолжается!
Где-то с грохотом падали кирпичи. Протяжно кричала пароходная сирена.
Простоволосая женщина в нижней юбке бежала посреди улицы.
Глава XLIII. Сокровище
В дождливый день конца октября Ипполит Матвеевич без пиджака, в лун-
ном жилете, осыпанном мелкой серебряной звездой, хлопотал в комнате Ива-
нопуло. Ипполит Матвеевич работал на подоконнике, потому что стола в
комнате до сих пор не было. Великий комбинатор получил большой заказ по
художественной части - на изготовление адресных табличек для жилтовари-
ществ. Исполнение табличек по трафарету Остап возложил на Воробьянинова,
а сам целый почти месяц, со времени приезда в Москву, кружил в районе
Октябрьского вокзала, с непостижимой страстью выискивая следы последне-
го, безусловно таящего в себе бриллианты мадам Петуховой, стула.
Наморщив лоб, Ипполит Матвеевич трафаретил железные досочки. За пол-
года бриллиантовой скачки он растерял все свои привычки. Просыпаясь по
утрам, не пел он уже своих бонжуров и гутморгенов, далеко в прошлом ос-
тался морозный с жилкой стакан, из которого пивал он молоко, будучи де-
лопроизводителем загса уездного города N. И баронские сапоги с квадрат-
ными носами и низкими подборами, брошенные во время погони за театром
Колумба, гнили где-то на Тифлисской свалке. По ночам Ипполиту Матвеевичу
виделись горные хребты, украшенные дикими транспарантами, летал перед
его глазами Изнуренков, подрагивая коричневыми ляжками, переворачивались
лодки, тонули люди, падал с неба кирпич и разверзшаяся земля пускала в
глаза серный дым.
Остап, пребывавший ежедневно с Ипполитом Матвеевичем, не замечал в
нем никакой перемены. Между тем Ипполит Матвеевич переменился необыкно-
венно. Если бы он пришел сейчас в свой родной загс, его, пожалуй, приня-
ли бы за просителя и на приветствие ответили бы довольно небрежно. И по-
ходка у Ипполита Матвеевича была уже не та, и выражение глаз сделалось
дикое, и ус торчал уже не параллельно земной поверхности, а почти пер-
пендикулярно, как у пожилого кота.
Изменился Ипполит Матвеевич и внутренне. В характере появились не
свойственные ему раньше черты решительности и жестокости. Три эпизода
постепенно воспитали в нем эти новые чувства. Чудесное спасение от тяж-
ких кулаков васюкинских любителей. Первый дебют по части нищенства у пя-
тигорского "Цветника". И, наконец, землетрясение, после которого Ипполит
Матвеевич несколько повредился и затаил к своему компаньону тайную нена-
висть.
В последнее время Ипполит Матвеевич был одержим сильнейшими подозре-
ниями. Он боялся, что Остап вскроет стул сам и, забрав сокровище, уедет,
бросив его на произвол судьбы. Высказывать свои подозрения он не смел,
зная тяжелую руку Остапа и непреклонный его характер. Ежедневно, сидя у
окна за трафаретом и подчищая старой зазубренной бритвой высохшие буквы,
Ипполит Матвеевич томился. Каждый день он опасался, что Остап больше не
придет и он, бывший предводитель дворянства, умрет голодной смертью под
мокрым московским забором.
Но Остап приходил каждый вечер, хотя радостных вестей не приносил.
Энергия и веселость его были неисчерпаемы. Надежда ни на одну минуту не
покидала его.
В коридоре раздался топот ног, кто-то грохнулся о несгораемый шкаф, и
фанерная дверь распахнулась с легкостью страницы, перевернутой ветром.
На пороге стоял великий комбинатор. Он был весь залит водой, щеки его
горели, как яблочки. Он тяжело дышал.
- Ипполит Матвеевич! - закричал он. - Слушайте, Ипполит Матвеевич!
Воробьянинов удивился. Никогда еще технический директор не называл
его по имени и отчеству. И вдруг он понял.
- Есть? - выдохнул он.
- В том-то и дело, что есть. Ах, Киса, черт вас раздери!
- Не кричите, все слышно.
- Верно, верно, могут услышать, - зашептал Остап быстро, - есть. Ки-
са, есть, и, если хотите, я могу продемонстрировать его сейчас же... Он
в клубе железнодорожников. Новом клубе... Вчера было открытие... Как я
нашел? Чепуха? Необыкновенно трудная вещь! Гениальная комбинация! Блес-
тящая комбинация, блестяще проведенная до конца! Античное приключение!..
Одним словом, высокий класс!..
Не ожидая, пока Ипполит Матвеевич напялит пиджак, Остап выбежал в ко-
ридор. Воробьянинов присоединился к нему на лестнице. Оба, взволнованно
забрасывая друг друга вопросами, мчались по мокрым улицам на Каланчевс-
кую площадь. Они не сообразили даже, что можно сесть в трамвай.
- Вы одеты, как сапожник! - радостно болтал Остап, - Кто так ходит,
Киса? Вам необходимы крахмальное белье, шелковые носочки и, конечно, ци-
линдр. В вашем лице есть что-то благородное!.. Скажите, вы в самом деле
были предводителем дворянства?..
Остап стал суетлив. Раньше за ним этого не водилось. На радостях, что
сокровище, может быть, еще сегодня ночью перейдет в их руки, Остап поз-
волял себе глупые и веселые выходки, толкал Ипполита Матвеевича, подска-
кивал к девушкам из Ермаковки и сулил им золотые горы.
Показав предводителю стул, который стоял в комнате шахматного кружка
и имел самый обычный "гамбсовский вид", хотя и таил в себе несметные
ценности, - Остап потащил Воробьянинова в коридор. Здесь не было ни ду-
ши. Остап подошел к еще не замазанному на зиму окну и выдернул из гнезд
задвижки обеих рам.
- Через это окошечко, - сказал он, - мы легко и нежно попадем в клуб
в любой час сегодняшней ночи. Запомните, Киса, третье окно от парадного
подъезда.
Друзья долго еще бродили по клубу под видом представителей УОНО* и не