Старгород без носков, без ключа, без квартиры и без денег.
Лежа в теплой до вонючести дворницкой, Остап Бендер отшлифовывал в
мыслях два возможных варианта своей карьеры.
Можно было сделаться многоженцем и спокойно переезжать из города в
город, таская за собой новый чемодан с захваченными у дежурной жены цен-
ными вещами.
А можно было еще завтра же пойти в Стардеткомиссию* и предложить им
взять на себя распространение еще не написанной, но гениально задуманной
картины "Большевики пишут письмо Чемберлену*", по популярной картине ху-
дожника Репина - "Запорожцы пишут письмо султану"*. В случав удачи этот
вариант мог бы принести рублей четыреста.
Оба варианта были задуманы Остапом во время его последнего пребывания
в Москве. Вариант с многоженством родился под влиянием вычитанного в ве-
черней газете судебного отчета, где ясно указывалось, что некий многоже-
нец получил всего два года без строгой изоляции*. Вариант №2 родился в
голове Бендера, когда он по контрамарке обозревал выставку АХРР*.
Однако оба варианта имели свои недостатки. Начать карьеру многоженца
без дивного, серого в яблоках, костюма было невозможно. К тому же нужно
было иметь хотя бы десять рублей для представительства и обольщения.
Можно было, конечно, жениться и в походном зеленом костюме*, потому что
мужская сила и красота Бендера были совершенно неотразимы для провинци-
альных Маргарит на выданье, но это было бы, как говорил Остап: "Низкий
сорт. Не чистая работа". С картиной тоже не все обстояло гладко. Могли
встретиться чисто технические затруднения. Удобно ли будет рисовать т.
Калинина в папахе и белой бурке, а т. Чичерина* - голым по пояс. В слу-
чае чего можно, конечно, нарисовать всех персонажей картины в обычных
костюмах, но это уже не то.
- Не будет того эффекта! - произнес Остап вслух.
Тут он заметил, что дворник уже давно о чем-то горячо говорит. Оказы-
вается, дворник предался воспоминаниям о бывшем владельце дома.
- Полицмейстер ему честь отдавал... Приходишь к нему, положим буду
говорить, на Новый год с поздравлением - трешку дает... На Пасху, поло-
жим буду говорить, - еще трешку. Да, положим, в день ангела ихнего позд-
равляешь... Ну, вот одних поздравительных за год рублей пятнадцать и на-
бежит... Медаль даже обещался мне представить. "Я, - говорит, - хочу,
чтоб дворник у меня с медалью был". Так и говорил: "Ты, Тихон, считай
себя уже с медалью"...
- Ну и что, дали?
- Ты погоди... "Мне, - говорит, - дворника без медали не нужно". В
Санкт-Петербург поехал за медалью. Ну, в первый раз, буду говорить, не
вышло. Господа чиновники не захотели. "Царь, - говорят, - за границу уе-
хал, сейчас невозможно". Приказал мне барин ждать. "Ты, - говорит, - Ти-
хон, жди, без медали не будешь"...
- А твоего барина что, шлепнули? - неожиданно спросил Остап.
- Никто не шлепал. Сам уехал. Что ему тут было с солдатней сидеть...
А теперь медали за дворницкую службу дают?
- Дают. Могу тебе выхлопотать.
Дворник с уважением посмотрел на Бендера.
- Мне без медали нельзя. У меня служба такая.
- Куда ж твой барин уехал?
- А кто его знает! Люди говорили, в Париж уехал.
- А!.. Белой акации, цветы эмиграции*... Он, значит, эмигрант?
- Сам ты эмигрант... В Париж, люди говорят, уехал. А дом под старух
забрали... Их хоть каждый день поздравляй - гривенника не получишь!..
Эх! Барин был!..
В этот момент над дверью задергался ржавый звонок. Дворник, кряхтя,
поплелся к двери, открыл ее и в сильнейшем замешательстве отступил.
На верхней ступеньке стоял Ипполит Матвеевич Воробьянинов, черноусый
и черноволосый. Глаза его сияли под пенсне довоенным блеском.
- Барин! - страстно замычал Тихон. - Из Парижа!
Ипполит Матвеевич, смущенный присутствием в дворницкой постороннего,
голые фиолетовые ступни которого только сейчас увидел из-за края стола,
смутился и хотел было бежать, но Остап Бендер живо вскочил и низко скло-
нился перед Ипполитом Матвеевичем.
- У нас хотя и не Париж, но милости просим к нашему шалашу.
- Здравствуй, Тихон, - вынужден был сказать Ипполит Матвеевич, - я
вовсе не из Парижа. Чего тебе это взбрело в голову?
Но Остап Бендер, длинный благородный нос которого явственно чуял за-
пах жареного, не дал дворнику и пикнуть.
- Понимаю, - сказал он, кося глазом, - вы не из Парижа. Конечно. Вы
приехали из Конотопа навестить свою покойную бабушку...
Говоря так, он нежно обнял очумевшего дворника и выставил его за
дверь прежде, чем тот понял, что случилось, а когда опомнился, то мог
сообразить лишь то, что из Парижа приехал барин, что его, Тихона, выста-
вили из дворницкой и что в левой руке его зажат бумажный рубль. Глядя на
бумажку, дворник так растрогался, что направился в пивную и заказал себе
пару горшановского пива*.
Тщательно заперев на крючок за дворником дверь, Бендер обернулся к
все еще стоявшему среди комнаты Воробьянинову и сказал:
- Спокойно, все в порядке. Моя фамилия - Бендер! Может, слыхали?
- Не слышал, - нервно ответил Ипполит Матвеевич.
- Ну да, откуда же в Париже может быть известно имя Остапа Бендера?
Тепло теперь в Париже? Хороший город. У меня там двоюродная сестра заму-
жем. Недавно прислала мне шелковый платок в заказном письме...
- Что за чепуха! - воскликнул Ипполит Матвеевич. - Какие платки? Я
приехал не из Парижа, а из...
- Понимаю. Из Моршанска.
Ипполит Матвеевич никогда еще не имел дела с таким темпераментным мо-
лодым человеком, как Бендер, и почувствовал себя просто плохо.
- Ну, знаете, я пойду, - сказал он.
- Куда же вы пойдете? Вам некуда торопиться. ГПУ к вам само придет.
Ипполит Матвеевич не нашелся, что ответить, расстегнул пальто с осы-
павшимся бархатным воротником и сел на лавку, недружелюбно глядя на Бен-
дера.
- Я вас не понимаю, - сказал он упавшим голосом.
- Это не страшно. Сейчас поймете. Одну минуточку.
Остап надел на голые ноги апельсиновые штиблеты, прошелся по комнате
и начал:
- Вы через какую границу? Польскую? Финляндскую? Румынскую? Должно
быть, дорогое удовольствие. Один мой знакомый переходил недавно границу,
он живет в Славуте, с нашей стороны, а родители его жены в Леденятах, с