Услав дворника и прокричав "лед тронулся", Остап Бендер снова обра-
тился к усам Ипполита Матвеевича.
- Придется снова красить. Давайте деньги - пойду в аптеку. Ваш "Тита-
ник" ни к черту не годится, только собак красить... Вот в старое время
была красочка!.. Мне один беговой профессор рассказал волнующую историю.
Вы интересовались бегами? Нет? Жалко. Волнующая вещь. Так вот... Был та-
кой знаменитый жулик, граф Друцкий. Он проиграл на бегах пятьсот тысяч.
Король проигрыша. И вот, когда у него уже, кроме долгов, ничего не было
и граф подумывал о самоубийстве, один жучок дал ему за 50 рублей замеча-
тельный совет. Граф уехал и через год вернулся с орловским рысаком-трех-
леткой. После этого граф не только вернул свои деньги, но даже выиграл
еще тысяч триста. Его орловец Маклер с отличным аттестатом всегда прихо-
дил первым. На дерби он на целый корпус обошел Мак-Магона. Гром!.. Но
тут Курочкин (слышали?) замечает*, что все орловцы начинают менять масть
- один только Маклер, как дуся, не меняет цвета. Скандал был неслыхан-
ный! Графу дали три года. Оказалось, что Маклер не орловец, а перекра-
шенный метис, а метисы гораздо резвее орловцев и их к ним на версту не
подпускают. Каково?.. Вот это красочка! Не то, что ваши усы!..
- Но аттестат? У него ведь был отличный аттестат?
- Такой же, как этикетка на вашем "Титанике", - фальшивый! Давайте
деньги на новую краску.
Остап вернулся с новой микстурой.
- "Наяда". Возможно, что лучше вашего "Титаника". Снимайте пиджак!
Начался обряд перекраски, но "изумительный каштановый цвет, придающий
волосам нежность и пушистость", смешавшись с зеленью "Титаника", неожи-
данно окрасил голову и усы Ипполита Матвеевича в краски солнечного
спектра.
Ничего еще не евший с утра, Воробьянинов злобно ругал все парфюмерные
заводы, как государственные, так и подпольные, находящиеся в Одессе на
Малой Арнаутской улице.
- Таких усов, должно быть, нет даже у Аристида Бриана*, - бодро заме-
тил Остап, - но жить с такими ультрафиолетовыми волосами в Советской
России не рекомендуется. Придется сбрить.
- Я не могу, - скорбно ответил Ипполит Матвеевич, - это невозможно.
- Что, усы дороги вам как память?
- Не могу, - повторил Воробьянинов, понуря голову.
- Тогда вы всю жизнь сидите в дворницкой, а я пойду за стульями.
Кстати, первый стул над нашей головой.
- Брейте!
Разыскав ножницы, Бендер мигом отхватил усы, и они, взращиваемые Ип-
политом Матвеевичем десятилетиями, бесшумно свалились на пол. С головы
падали волосы радикально-черного цвета, зеленые и ультрафиолетовые. По-
кончив со стрижкой, технический директор достал из кармана старую бритву
"Жилет", а из бумажника запасное лезвие, - стал брить почти плачущего
Ипполита Матвеевича.
- Последний ножик на вас трачу. Не забудьте записать на мой дебет два
рубля за бритье и стрижку.
Содрогаясь от горя, Ипполит Матвеевич все-таки спросил:
- Почему же так дорого. Везде стоит сорок копеек.
- За конспирацию, товарищ фельдмаршал, - быстро ответил Бендер.
Страдания человека, которому безопасной бритвой бреют голову, - неве-
роятны. Это Ипполит Матвеевич понял с самого начала операции. Посередине
Остап прервал свое ужасное дело и сладко спросил:
- Бритвочка не беспокоит?
- Конечно, беспокоит, - застрадал Воробьянинов.
- Почему же она вас беспокоит, господин предводитель? Она ведь не со-
ветская, а заграничная.
Но конец, который бывает всему, пришел.
- Готово. Заседание продолжается! Нервных просят не смотреть! Теперь
вы похожи на Боборыкина, известного автора-куплетиста*.
Ипполит Матвеевич отряхнул с себя мерзкие клочья, бывшие так недавно
красивыми сединами, умылся и, ощущая на всей голове сильное жжение, в
сотый раз сегодня уставился в зеркало. То, что он увидел, ему неожиданно
понравилось. На него смотрело искаженное страданиями, но довольно юное
лицо актера без ангажемента.
- Ну, марш вперед, труба зовет! - закричал Остап. - Я по следам в жи-
лотдел, или, вернее, в тот дом, в котором когда-то был жилотдел, а вы к
старухам!
- Я не могу, - сказал Ипполит Матвеевич, - мне очень тяжело будет
войти в собственный дом.
- Ах, да!.. Волнующая история! Барон-изгнанник! Ладно! Идите в жилот-
дел, а здесь поработаю я. Сборный пункт - в дворницкой. Парад-алле!
ГЛАВА ПЯТАЯ
Глава X. Голубой воришка
Завхоз 2-го дома Старсобеса был застенчивый ворюга. Все существо его
протестовало против краж, но не красть он не мог. Он крал, и ему было
стыдно. Крал он постоянно, постоянно стыдился, и поэтому его хорошо бри-
тые щечки всегда горели румянцем смущения, стыдливости, застенчивости и
конфуза. Завхоза звали Александром Яковлевичем, а жену его Александрой
Яковлевной. Он называл ее Сашхен, она звала его Альхен. Свет не видывал
еще такого голубого воришки, как Александр Яковлевич.
Он был не только завхозом, но и вообще заведующим. Прежнего зава за
грубое обращение с воспитанницами семь месяцев назад сняли с работы и
назначили капельмейстером симфонического оркестра. Альхен ничем не напо-
минал своего невоспитанного начальника. В порядке уплотненного рабочего
дня он принял на себя управление домом и с пенсионерками обращался от-
менно вежливо, проводя в доме важные реформы и нововведения.
Остап Бендер потянул тяжелую дубовую дверь воробьяниновского особняка
и очутился в вестибюле. Здесь пахло подгоревшей кашей. Из верхних поме-
щений неслась разноголосица, похожая на отдаленное "ура" в цепи. Никого
не было, и никто не появился. Вверх вела двумя маршами дубовая лестница
с лаковыми некогда ступенями. Теперь в ней торчали только кольца, а са-
мих медных прутьев, прижимавших когда-то ковер к ступенькам, не было.
"Предводитель команчей жил, однако, в пошлой роскоши", - думал Остап,
подымаясь наверх.
В первой же комнате, светлой и просторной, сидели в кружок десятка
полтора седеньких старушек в платьях из наидешевейшего туальденора мыши-
ного цвета*. Напряженно вытянув сухие шеи и глядя на стоявшего в центре
человека в цветущем возрасте, старухи пели: