ловил". Получалось, что будущих соавторов благословил Старик Собакин.
Посвящением Катаеву открывалась и первая зифовская книга.
Текстология романа
Посвящение Катаеву сохранялось во всех последующих изданиях, а вот
сам роман быстро менялся. В журнальной публикации было тридцать семь
глав, в первом зифовском отдельном издании 1928 года - сорок одна, и,
наконец, во втором, тоже зифовском, выпущенном в 1929 году, осталось со-
рок. Столько же оставалось и во всех последующих.
С точки зрения советских текстологов журнальный вариант "Двенадцати
стульев" и первое книжное издание - художественно неполноценны: первая
публикация вообще не в счет, поскольку текст сокращали применительно к
журнальному объему, в книжном же издании 1928 года авторы хоть и восста-
новили ряд купюр, однако делали это наспех, так сказать, по инерции, а
позже сочли сделанное нецелесообразным, что и подтверждается вторым зи-
фовским вариантом. Здесь, по мнению текстологов, авторы подошли к роману
с максимальной взыскательностью, правили и сокращали не спеша, потому
сорокаглавный вариант принимался за основу при последующих переизданиях.
И в 1938 году, то есть еще при жизни одного из соавторов, сокращенный и
выправленный роман был включен в четырехтомное собрание сочинений, вы-
пускавшееся издательством "Советский писатель". Это издание, настаивают
текстологи, вполне правомерно считается эталонным и тиражируется десяти-
летиями.
Такой подход обусловлен не только личными пристрастиями исследовате-
лей, но и общими принципами текстологии советской литературы. Априорно
подразумевалось, что литератор в СССР не скован ни цензурой, ни редак-
торским произволом. Все разночтения в прижизненных изданиях советских
писателей полагалось интерпретировать как результат постоянно растущей
авторской "требовательности к себе", стремления к "художественной досто-
верности", "художественной целостности" и т. п. В итоге проблемы восста-
новления купюр и выявления цензурных искажений вообще не ставились. При
подготовке очередной публикации надлежало лишь выбрать вариант, отражаю-
щий "последнюю волю автора", и тут наиболее репрезентативным - по опре-
делению - оказывалось последнее прижизненное издание. Для "Двенадцати
стульев" - вариант 1938 года.
Ныне ситуация изменилась, и только от исследователей зависит, какими
критериями пользоваться при определении репрезентативности вариантов.
Потому целесообразно обратиться к исходному материалу - рукописям.
В архиве Ильфа и Петрова сохранились два варианта романа: автограф
Петрова и машинопись с правкой обоих соавторов. Самый ранний - автограф
- содержит двадцать глав. Названий у них нет. Похоже, этот вариант пере-
писывался Петровым с предшествующих черновиков набело, однако по ходу
соавторы вносили незначительные исправления: изменили, например, назва-
ние одного из городов, где разворачивалось действие, и т. д. Каждая гла-
ва начиналась с новой страницы, более того, ей предшествовала еще и
страница-титул, где отдельно указывался номер главы прописью. Вероятно,
такой порядок удобен, когда рукопись сдается машинистке по главам. Маши-
нописных экземпляров было не менее двух, но сохранился только один.
После перепечатки, уже в машинописи, авторы изменили поглавное деле-
ние: текст разбили не на двадцать, а на сорок три главы, и каждая полу-
чила свое название. Тут, вероятно, сыграла роль журнальная специфика:
главы меньшего объема удобнее при распределении материала по номерам.
Затем роман был существенно сокращен: помимо глав целиком изымались эпи-
зоды, сцены, отдельные фразы. Сокращения, похоже, проводились в два эта-
па: сначала авторами, что отражено в машинописном варианте, а потом ре-
дакторами - по другому, несохранившемуся экземпляру правленной авторами
машинописи. Виной тому не только цензура: в журнале действительно прихо-
дилось экономить объем, ведь и после всех сокращений публикация романа
чрезмерно затянулась.
Жертвуя объемом, авторы получали рекламу, да и жертвы в значительной
мере были заведомо временными: в книжном издании объем лимитирован не
столь жестко, при поддержке руководства издательства сокращенное легко
восстановить, а поддержкой руководства Ильф и Петров давно заручились.
Вероятно, договор с издательством был заключен одновременно или вскоре
после подписания договора с журналом, что отчасти подтверждается и мему-
арными свидетельствами. За основу взяли один из не тронутых редакторами
машинописных экземпляров, многие купюры в итоге были восстановлены. Пол-
ностью неопубликованными остались лишь две главы (ранее, в автографе,
они составляли одну), но и без них книга чисто полиграфически оказалась
весьма объемной.
Основой второго книжного издания 1929 года была уже не рукопись, а
первый зифовский вариант, который вновь редактировали: изъяли полностью
еще одну главу, внесли ряд изменений и существенных сокращений в прочие.
Можно, конечно, считать, что все это сделали сами авторы, по собственной
инициативе, руководствуясь исключительно эстетическими соображениями. Но
тогда придется поверить, что за два года Ильф и Петров не сумели толком
прочитать ими же написанный роман, и лишь при подготовке третьей публи-
кации у них словно бы открылись глаза. Принять эту версию трудно. Умест-
нее предположить, что новая правка была обусловлена вполне заурядными
обстоятельствами: требованиями цензора. И если в 1928 году отношения с
цензурой сановный Нарбут улаживал, то к 1929 году цензура мягче не ста-
ла, а сановной поддержки Ильф и Петров уже не имели.
После второго зифовского издания они, похоже, не оставили надежду
опубликовать роман целиком. Две главы, что еще ни разу не издавались,
были под общим названием напечатаны в октябрьском номере журнала "30
дней" за 1929 год, то есть проведены через цензурные рогатки. Таким об-
разом, официально разрешенными (пусть в разное время и с потерями) ока-
зались все сорок три главы машинописи. Оставалось только свести воедино
уже апробированное и печатать роман заново. Но, как известно, такой ва-
риант "Двенадцати стульев" не появился.
Характер правки на различных этапах легко прослеживается. Роман, за-
вершенный в январе 1928 года, был предельно злободневен, изобиловал об-
щепонятными политическими аллюзиями, шутками по поводу фракционной
борьбы в руководстве ВКП(б) и газетно-журнальной полемики, пародиями на
именитых литераторов, что дополнялось ироническими намеками, адресован-
ными узкому кругу друзей и коллег-гудковцев. Все это складывалось в еди-
ную систему, каждый элемент ее был композиционно обусловлен. Политичес-
кие аллюзии в значительной мере устранялись еще при подготовке жур-
нального варианта, изъяли также и некоторые пародии. Борьба с пародиями