стакан чокнулся с графином.
Еще никогда Варфоломей Коробейников не был так подло обманут. Он мог
обмануть кого угодно, но здесь его надули с такой гениальной простотой,
что он долго еще стоял, колотя ногами по толстым ножкам обеденного сто-
ла.
Коробейникова на Гусище звали Варфоломеичем. Обращались к нему только
в случае крайней нужды. Варфоломеич брал в залог вещи и назначал людо-
едские проценты. Он занимался этим уже несколько лет и еще ни разу не
попался милиции. А теперь он, как цыпленок, попался на лучшем своем ком-
мерческом предприятии, от которого ждал больших барышей и обеспеченной
старости. С этой неудачей мог сравниться только один случай в жизни Вар-
фоломеича.
Года три назад, когда впервые после революции вновь появились медовые
субъекты, принимающие страхование жизни, Варфоломеич решил обогатиться
за счет Госстраха. Он застраховал свою бабушку ста двух лет, почтенную
женщину, возрастом которой гордилось все Гусище, на тысячу рублей. Древ-
няя женщина была одержима многими старческими болезнями. Поэтому Варфо-
ломеичу пришлось платить высокие страховые взносы. Расчет Варфоломеича
был прост и верен. Старуха долго прожить не могла. Вычисления Варфоломе-
ича говорили за то, что она не проживет и года, за год пришлось бы внес-
ти рублей шестьдесят страховых денег, и 940 рублей являлись бы прибылью
почти гарантированной.
Но старуха не умирала. Сто третий год она прожила вполне благополуч-
но. Негодуя, Варфоломеич возобновил страхование на второй год. На сто
четвертом году жизни старуха значительно окрепла - у нее появился аппе-
тит и разогнулся указательный палец правой руки, скрученный подагрой уже
лет десять. Варфоломеич со страхом убедился, что, истратив сто двадцать
рублей на бабушку, он не получил ни копейки процентов на капитал. Бабуш-
ка не хотела умирать: капризничала, требовала кофий и однажды летом вы-
ползла даже на площадь Парижской Коммуны послушать новомодную выдумку -
музыкальное радио. Варфоломеич понадеялся, что музыкальный рейс доконает
старуху, которая, действительно, слегла и пролежала в постели три дня,
поминутно чихая. Но организм победил. Старуха встала и потребовала кисе-
ля. Пришлось в третий раз платить страховые деньги. Положение сделалось
невыносимым. Старуха должна была умереть и все-таки не умерла. Тысяче-
рублевый мираж таял, сроки истекали, надо было возобновлять страхование.
Неверие овладело Варфоломеичем. Проклятая старуха могла прожить еще
двадцать лет. Сколько ни обхаживал Варфоломеича страховой агент, как ни
убеждал он его, рисуя обольстительные, не дай бог, похороны старушки, -
Варфоломеич был тверд, как диабаз. Страхования он не возобновил.
Лучше потерять, решил он, сто восемьдесят рублей, чем двести сорок,
триста, триста шестьдесят, четыреста двадцать или, может быть, даже че-
тыреста восемьдесят, не говоря уж о процентах на капитал.
Даже теперь, пиная ногой стол, Варфоломеич не переставал по привычке
прислушиваться к кряхтению бабушки, хотя никаких коммерческих выгод из
этого кряхтения он уже извлечь не мог.
- Шутки!? - крикнул он, вспоминая о погибших ордерах. - Теперь деньги
только вперед. И как же это я так оплошал? Своими руками отдал ореховый
гостиный гарнитур!.. Одному гобелену "Пастушка" цены нет! Ручная рабо-
та!..
Звонок "прошу крутить" давно уже крутила чья-то неуверенная рука, и
не успел Варфоломеич вспомнить, что входная дверь осталась открытой, как
в передней раздался тяжкий грохот, и голос человека, запутавшегося в ла-
биринте шкафов, воззвал:
- Куда здесь войти?
Варфоломеич вышел в переднюю, потянул к себе чье-то пальто (на ощупь
- драп) и ввел в столовую отца Федора Вострикова.
- Великодушно извините, - сказал отец Федор.
Через десять минут обоюдных недомолвок и хитростей выяснилось, что
гражданин Коробейников действительно имеет кое-какие сведения о мебели
Воробьянинова, а отец Федор не отказывается за эти сведения уплатить.
Кроме того, к живейшему удовольствию архивариуса, посетитель оказался
родным братом бывшего предводителя и страстно желал сохранить о нем па-
мять, приобретя ореховый гостиный гарнитур. С этим гарнитуром у брата
Воробьянинова были связаны наиболее теплые воспоминания отрочества.
Варфоломеич запросил сто рублей. Память брата посетитель расценивал
значительно ниже, рублей в тридцать. Согласились на пятидесяти.
- Деньги я бы попросил вперед, - заявил архивариус, - это мое прави-
ло.
- А это ничего, что я золотыми десятками? - заторопился отец Федор,
разрывая подкладку пиджака.
- По курсу приму. По девять с полтиной. Сегодняшний курс.
Востриков вытряс из колбаски пять желтячков, досыпал к ним два с пол-
тиной серебром и пододвинул всю горку архивариусу. Варфоломеич два раза
пересчитал монеты, сгреб их в руку, попросил гостя минуточку повременить
и пошел за ордерами. В тайной своей канцелярии Варфоломеич не стал долго
размышлять, раскрыл алфавит - зеркало жизни - на букву П, быстро нашел
требуемый номер и взял с полки пачку ордеров генеральши Поповой. Распот-
рошив пачку, Варфоломеич выбрал из нее один ордер, выданный тов. Брунсу,
проживающему на Виноградной, 34, на 12 ореховых стульев фабрики Гамбса.
Дивясь своей сметке и умению изворачиваться, архивариус усмехнулся и от-
нес ордера покупателю.
- Все в одном месте? - воодушевленно воскликнул покупатель.
- Один к одному. Все там стоят. Гарнитур замечательный. Пальчики об-
лижете. Впрочем, что вам объяснять! Вы сами знаете!
Отец Федор долго восторженно тряс руку архивариуса и, ударившись нес-
четное количество раз о шкафы в передней, убежал в ночную темноту.
Варфоломеич долго еще подсмеивался над околпаченным покупателем. Зо-
лотые монеты он положил в ряд на столе и долго сидел, сонно глядя на
пять светлых кружочков.
"И чего это их на воробьяниновскую мебель потянуло? - подумал он. - С
ума посходили".
Он разделся, невнимательно помолился богу, лег в узенькую девичью
постельку и озабоченно заснул.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Глава XIV. Знойная женщина, мечта поэта*
За ночь холод был съеден без остатка. Стало так тепло, что у ранних
прохожих ныли ноги. Воробьи несли разный вздор. Даже курица, вышедшая из
кухни в гостиничный двор, почувствовала прилив сил и попыталась взле-