и останавливались. Место происшествия со всех сторон окружали очереди
автобусов. Шоферы дышали горячим бензином и гневом. Зеркальные дверцы их
кабинок распахивались, и оттуда несся крик.
- Чего стал? - кричали с четырех сторон.
- Дай лошадь искупать! - огрызался возчик.
- Да проезжай ты, говорят тебе, ворона!
Собралась большущая толпа.
- Что случилось?
Образовалась такая большая пробка, что движение застопорилось даже на
Лубянской площади. Дворник давно уже перестал поливать лошадь, и осве-
жившийся битюг успел обсохнуть и покрыться пылью; но пробка все увеличи-
валась. Выбраться из всей этой каши возчик не мог, и битюг все еще стоял
поперек улицы.
Посреди содома находились концессионеры. Остап, стоя в пролетке, как
брандмейстер, мчащийся на пожар, отпускал сардонические замечания и не-
терпеливо ерзая ногами.
Через полчаса движение было урегулировано, и путники через Воздвижен-
ку выехали на Арбатскую площадь, проехали по Пречистенскому бульвару и,
свернув направо, очутились на Сивцевом Вражке.
- Направо, к подъезду, - сказал Остап. - Вылезайте, Конрад Карлович,
приехали!
- Что это за дом? - спросил Ипполит Матвеевич.
Остап посмотрел на розовый домик с мезонином и ответил:
- Общежитие студентов-химиков, имени монаха Бертольда Шварца.
- Неужели монаха?
- Ну, пошутил, пошутил. Имени товарища Семашко*.
Как и полагается рядовому студенческому общежитию в Москве, общежитие
студентов-химиков давно уже было заселено людьми, имеющими к химии до-
вольно отдаленное отношение. Студенты расползлись. Часть из них окончила
курс и разъехалась по назначениям, часть была исключена за академическую
неуспешность, и именно эта часть, год из году возрастая, образовала в
розовом домике нечто среднее между жилтовариществом и феодальным посел-
ком. Тщетно пытались ряды новых студентов ворваться в общежитие. Бывшие
химики были необыкновенно изобретательны и отражали все атаки. На домик
махнули рукой. Он стал считаться диким и исчез со всех планов МУНИ*. Его
как будто бы и не было. А между тем он был, и в нем жили люди.
- Где же мы здесь будем жить? - с беспокойством спросил Ипполит Мат-
веевич, когда концессионеры, поднявшись по лестнице во второй этаж,
свернули в совершенно темный коридор.
- В мезонине. Свет и воздух, - ответил Остап.
Внезапно в темноте, у самого локтя Ипполита Матвеевича, кто-то шумно
засопел. Ипполит Матвеевич отшатнулся.
- Не пугайтесь, - заметил Остап, - это не в коридоре. Это за стеной.
Фанера, как известно из физики, лучший проводник звука... Осторожнее...
Держитесь за меня... Тут где-то должен быть несгораемый шкаф.
Крик, который сейчас же издал Воробьянинов, ударившись грудью об ост-
рый железный угол, показал, что шкаф действительно где-то тут.
- Что, больно? - осведомился Остап. - Это еще ничего. Это физические
мучения. Зато сколько здесь было моральных мучений - жутко вспомнить.
Тут вот рядом стоял скелет студента Иванопуло. Он купил его на Сухарев-
ке*, а держать в комнате боялся. Так что посетители сперва ударялись о
кассу, а потом на них падал скелет. Беременные женщины были очень недо-
вольны...
По лестнице, шедшей винтом, компаньоны поднялись в мезонин. Большая
комната мезонина была разрезана фанерными перегородками на длинные лом-
ти, в два аршина ширины каждый. Комнаты были похожи на ученические пена-
лы, с тем только отличием, что, кроме карандашей и ручек, здесь были лю-
ди и примусы.
- Ты дома, Коля? - тихо спросил Остап, остановившись у центральной
двери.
В ответ на это во всех пяти пеналах завозились и загалдели.
- Дома, - ответили за дверью.
- Опять к этому дураку гости спозаранку пришли! - зашептал женский
голос из крайнего пенала слева.
- Да дайте же человеку поспать! - буркнул пенал №2.
В третьем пенале радостно зашептали:
- К Кольке из милиции пришли. За вчерашнее стекло.
В пятом пенале молчали. Там ржал примус и целовались.
Остап толкнул ногою дверь. Все фанерное сооружение затряслось, и кон-
цессионеры проникли в Колькино ущелье. Картина, представившаяся взору
Остапа, при внешней своей невинности, была ужасна. В комнате из мебели
был только матрац в красную полоску, лежавший на двух кирпичах. Но не
это обеспокоило Остапа. Колькина мебель была ему известна давно. Не уди-
вил его и сам Колька, сидящий на матраце с ногами. Но рядом с Колькой
сидело такое небесное создание, что Остап сразу омрачился. Такие созда-
ния никогда не бывают деловыми знакомыми - для этого у них слишком голу-
бые глаза и чистая шея. Это любовницы или еще хуже - это жены, и жены
любимые. И действительно, Коля называл создание Лизой, говорил ей "ты" и
показывал ей рожки.
Ипполит Матвеевич снял свою касторовую шляпу.
Остап вызвал Колю в коридор. Там они долго шептались.
- Прекрасное утро, сударыня, - сказал Ипполит Матвеевич, чувствуя се-
бя очень стесненно.
Голубоглазая сударыня засмеялась и без всякой видимой связи с замеча-
нием Ипполита Матвеевича заговорила о том, какие дураки живут в соседнем
пенале.
- Они нарочно заводят примус, чтобы не было слышно, как они целуются.
Но, вы поймите, это же глупо. Мы все слышим. Вот они действительно ниче-
го уже не слышат из-за своего примуса. Хотите, я вам сейчас покажу? Слу-
шайте.
И создание, постигшее все тайны примуса, громко сказало:
- Зверевы дураки!
За стеной слышалось адское пение примуса и звуки поцелуев.
- Видите?.. Они ничего не слышат... Зверевы дураки, болваны и психо-
паты. Видите?
- Да, - сказал Ипполит Матвеевич.
- А мы примуса не держим. Зачем? Мы ходим обедать в вегетарианскую
столовую, хотя я против вегетарианской столовой. Но когда мы с Колей же-
нились, он мечтал о том, как мы вместе будем ходить в вегетарианку. Ну,
вот мы и ходим. А я очень люблю мясо. А там котлеты из лапши. Только вы,
пожалуйста, ничего не говорите Коле...