ду.
- Что вы такой грустный? - говорила Лиза. - Вы устали?
Ипполит Матвеевич отделывался молчанием.
- У вас голова болит?
- Да, немножко. Заботы, знаете ли. Отсутствие женской ласки сказыва-
ется на жизненном укладе.
Лиза сперва удивилась, а потом, посмотрев на своего бритоголового со-
беседника, и на самом деле его пожалела. Глаза у Воробьянинова были
страдальческие. Пенсне не скрывало резко обозначавшихся мешочков. Быст-
рый переход от спокойной жизни делопроизводителя уездного загса к неу-
добному и хлопотливому быту охотника за бриллиантами и авантюриста даром
не дался. Ипполит Матвеевич сильно похудел, и у него стала побаливать
печень. Под суровым надзором Бендера Ипполит Матвеевич терял свою физио-
номию и быстро растворялся в могучем интеллекте сына турецко-подданного.
Теперь, когда он на минуту остался вдвоем с очаровательной гражданкой
Калачевой, ему захотелось рассказать ей обо всех горестях и волнениях,
но он не посмел этого сделать.
- Да, - сказал он, нежно глядя на собеседницу. - Такие дела. Как же
вы поживаете, Елизавета...
- Петровна. А вас как зовут?
Обменялись именами-отчествами.
"Сказка любви дорогой"*, - подумал Ипполит Матвеевич, вглядываясь в
простенькое лицо Лизы. Так страстно, так неотвратимо захотелось старому
предводителю женской ласки, отсутствие которой тяжело сказывается на
жизненном укладе, что он немедленно взял Лизину лапку в свои морщинистые
руки и горячо заговорил об Эйфелевой башне. Ему захотелось быть богатым,
расточительным и неотразимым. Ему хотелось увлекать и под шум оркестров
пить некие редереры* с красоткой из дамского оркестра в отдельном каби-
нете. О чем было говорить с этой девочкой, которая, безусловно, ничего
не знает ни о редерерах, ни о дамских оркестрах и которая по своей при-
роде даже не может постичь всей прелести этого жанра. А быть увлека-
тельным так хотелось! И Ипполит Матвеевич обольщал Лизу повестью о пост-
ройке Эйфелевой башни.
- Вы научный работник? - спросила Лиза.
- Да. Некоторым образом, - ответил Ипполит Матвеевич, чувствуя, что
со времени знакомства с Бендером он приобрел несвойственное ему раньше
нахальство.
- А сколько вам лет, простите за нескромность?
- К науке, которую я в настоящий момент представляю, это не имеет от-
ношения.
Этим быстрым и метким ответом Лиза была покорена.
- Но все-таки? Тридцать? Сорок?
- Почти. Тридцать восемь.
- Ого! Вы выглядите значительно моложе.
Ипполит Матвеевич почувствовал себя счастливым.
- Когда вы доставите мне счастье увидеться с вами снова? - спросил
Ипполит Матвеевич в нос.
- А вам разве интересно со мной разговаривать? Я же глупенькая.
- Вы? - страстно сказал Ипполит Матвеевич. - Если б у меня было две
жизни, я обе отдал бы вам.
Лизе стало очень стыдно. Она заерзала в кресле и затосковала.
- Куда это товарищ Бендер запропастился? - сказала она тоненьким го-
лосом.
- Так когда же? - спросил Воробьянинов нетерпеливо. - Когда и где мы
увидимся?
- Ну, я не знаю. Когда хотите.
- Сегодня можно?
- Сегодня?
- Умоляю вас.
- Ну, хорошо. Пусть сегодня. Заходите к нам.
- Нет, давайте встретимся на воздухе. Теперь такие погоды замеча-
тельные. Знаете стихи: "Это май-баловник, это май-чародей веет свежим
своим опахалом"*.
- Это Жарова стихи*?
- М-м... Кажется. Так сегодня? Где же?
- Какой вы странный. Где хотите. Хотите у несгораемого шкафа? Знаете?
- Знаю. В коридоре. В котором часу?
- У нас нет часов. Когда стемнеет.
Едва Ипполит Матвеевич успел поцеловать Лизе руку, что он сделал
весьма торжественно, как вернулся Остап. Остап был очень деловит.
- Простите, мадемуазель, - сказал он быстро, - но мы с приятелем не
сможем вас проводить. Открылось небольшое, но очень важное дельце. Нам
надо срочно отправиться в одно место.
У Ипполита Матвеевича захватило дыханье.
- До свиданья, Елизавета Петровна, - сказал он поспешно, - простите,
простите, простите, но мы страшно спешим.
И компаньоны убежали, оставив удивленную Лизу в комнате, обильно обс-
тавленной гамбсовской мебелью.
- Если бы не я, - сказал Остап, когда они спускались по лестнице, -
ни черта бы не вышло. Молитесь за меня. Молитесь, молитесь, не бойтесь,
голова не отвалится. Слушайте. Ваша мебель музейного значения не имеет.
Ей место не в музее, а в казарме штрафного батальона. Вы удовлетворены
этой ситуацией?
- Что за издевательство! - воскликнул Воробьянинов, начавший было ос-
вобождаться из-под ига могучего интеллекта сына турецко-подданного.
- Молчание, - холодно сказал Остап, - вы не знаете, что происходит.
Если мы сейчас не захватим нашу мебель - кончено. Никогда нам ее не ви-
дать. Только что я имел в конторе тяжелый разговорчик с заведующим этой
исторической свалкой.
- Ну и что же? - закричал Ипполит Матвеевич. Что же сказал вам заве-
дующий?
- Сказал все, что надо. Не волнуйтесь. "Скажите, спросил я его, - чем
объяснить, что направленная вам по ордеру мебель из Старгорода не имеет-
ся в наличности?" Спросил я это, конечно, любезно, в товарищеском поряд-
ке. "Какая это мебель? - спрашивает он. - У меня в музее таких фактов не
наблюдается". Я ему сразу ордера под нос подсунул. Он полез в книги. Ис-
кал полчаса и наконец возвращается. Ну, как вы себе представляете? Где
эта мебель?
- Пропала? - пискнул Воробьянинов.
- Представьте себе, нет. Представьте себе, что в таком кавардаке она
уцелела. Как я вам уже говорил, музейной ценности она не имеет. Ее сва-