На Владю набросились.
- В такой решительный час, - кричали ему, - нельзя помышлять о
собственном благе. Подумайте об отечестве.
Владю так быстро сагитировали, что даже он сам голосовал за своего
мучителя. Распопов был избран всеми голосами при одном воздержавшемся.
Кислярскому предложили пост председателя биржевого комитета*. Он про-
тив этого не возражал, но при голосовании на всякий случай воздержался.
Перебирая знакомых и родственников, выбрали полицмейстера, заведующе-
го пробирной палатой*, акцизного, податного и фабричного инспекторов*,
заполнили вакансии окружного прокурора, председателя, секретаря и членов
суда, наметили председателей земской и купеческой управы*, попечи-
тельства о детях и, наконец, мещанской управы. Елену Станиславовну выб-
рали попечительницей обществ "Капля молока" и "Белый цветок"*. Владю и
Никешу назначили, за их молодостью, чиновниками для особых поручений при
губернаторе.
- Паз-звольте! - воскликнул вдруг Чарушников. Губернатору целых два
чиновника! А мне?
- Городскому голове, - мягко сказал губернатор, чиновников для особых
поручений по штату не полагается.
- Ну, тогда секретаря.
Дядьев согласился. Оживилась и Елена Станиславовна.
- Нельзя ли, - сказала она робея, - тут у меня есть один молодой че-
ловек, очень милый и воспитанный мальчик. Сын мадам Черкесовой... Очень,
очень милый, очень способный. Он безработный сейчас. На бирже труда сос-
тоит. У него есть даже билет. Его обещали на днях устроить в союз*... Не
сможете ли вы взять его к себе? Мать будет очень благодарна.
- Пожалуй, можно будет, - милостиво сказал Чарушников, - как вы смот-
рите на это, господа? Ладно... В общем, я думаю, удастся.
- Что ж, - заметил Дядьев, - кажется, в общих чертах... все? Все как
будто?
- А я? - раздался вдруг тонкий волнующийся голос.
Все обернулись. В углу, возле попугая, стоял вконец расстроенный По-
лесов. У Виктора Михайловича на черных веках закипали слезы. Всем стало
очень совестно. Гости вспомнили вдруг, что пьют водку Полесова и что он
вообще один из главных организаторов Старгородского отделения "Меча и
орала". Елена Станиславовна схватилась за виски и испуганно вскрикнула.
- Виктор Михайлович! - застонали все. - Голубчик! Милый! Ну как вам
не стыдно? Ну чего вы стали в углу? Идите сюда сейчас же!
Полесов приблизился. Он страдал. Он не ждал от товарищей по мечу и
оралу такой черствости.
Елена Станиславовна не вытерпела.
- Господа! - сказала она. - Это ужасно! Как вы могли забыть дорогого
всем нам Виктора Михайловича?
Она поднялась и поцеловала слесаря-аристократа в закопченный лоб.
- Неужели же, господа, Виктор Михайлович не сможет быть достойным по-
печителем учебного округа или полицмейстером?
- А, Виктор Михайлович? - спросил губернатор. - Хотите быть попечите-
лем?
- Ну конечно же, он будет прекрасным, гуманным попечителем! - поддер-
жал городской голова, глотая грибок и морщась.
- А Распо-опов? - обидчиво протянул Виктор Михайлович. - Вы же уже
назначили Распопова?
- Да, в самом деле, куда девать Распопова?
- В брандмейстеры, что ли?..
- В брандмейстеры? - заволновался вдруг Виктор Михайлович.
Перед ним мгновенно возникли бесчисленные пожарные колесницы, блеск
огней, звуки труб и барабанная дрожь. Засверкали топоры, закачались фа-
келы, земля разверзлась, и вороные драконы понесли его на пожар городс-
кого театра.
- Брандмейстером? Я хочу быть брандмейстером!
- Ну вот и отлично! Поздравляю вас, вы - брандмейстер. Выпей, бранд-
мейстер!
- За процветание пожарной дружины! - иронически сказал председатель
биржевого комитета.
На Кислярского набросились все.
- Вы всегда были левым! Знаем вас!
- Господа! Какой же я левый?
- Знаем, знаем!..
- Левый!
- Все евреи левые.
- Но, ей-богу, господа, этих шуток я не понимаю.
- Левый, левый, не скрывайте!
- Ночью спит и видит во сне Милюкова!
- Кадет! Кадет!
- Кадеты Финляндию продали*, - замычал вдруг Чарушников, - у японцев
деньги брали*! Армяшек разводили*!
Кислярский не вынес потока неосновательных обвинений. Бледный, поб-
лескивая глазками, председатель биржевого комитета ухватился за спинку
стула и звенящим голосом сказал:
- Я всегда был октябристом* и останусь им.
Стали разбираться в том, кто какой партии сочувствует.
- Прежде всего, господа, - демократия, - сказал Чарушников, - наше
городское самоуправление должно быть демократичным. Но без кадетишек.
Они нам довольно нагадили в семнадцатом году!
- Надеюсь, - ядовито заинтересовался губернатор, - среди нас нет так
называемых социал-демократов?
Левее октябристов, которых на заседании представлял Кислярский, - не
было никого. Чарушников объявил себя "центром". На крайнем правом фланге
стоял брандмейстер. Он был настолько правым, что даже не знал, к какой
партии принадлежит.
Заговорили о войне.
- Не сегодня завтра, - сказал Дядьев.
- Будет война, будет.
- Советую запастись кое-чем, пока не поздно.
- Вы думаете? - встревожился Кислярский.
- А вы как полагаете? Вы думаете, что во время войны можно будет
что-нибудь достать? Сейчас же мука с рынка долой! Серебряные монетки,
как сквозь землю, - бумажечки пойдут всякие, почтовые марки, имеющие
хождение наравне*, и всякая такая штука.
- Война - дело решенное.
- Мне один видный коммунист уже об этом говорил. Говорил, что будто