стула. (Удачная покупка! Никак нельзя было пропустить! ) Не спросясь му-
жа, Эллочка взяла деньги из обеденных сумм. До пятнадцатого оставалось
десять дней и четыре рубля.
Эллочка с шиком провезла стулья по Варсонофьевскому переулку. Мужа
дома не было. Впрочем, он скоро явился, таща с собой портфель-сундук.
- Мрачный муж пришел, - отчетливо сказала Эллочка.
Все слова произносились ею отчетливо и выскакивали бойко, как гороши-
ны.
- Здравствуй, Еленочка, а это что такое? Откуда стулья?
- Хо-хо!
- Нет, в самом деле?
- Кр-расота!
- Да. Стулья хорошие.
- Зна-ме-ни-тые!
- Подарил кто-нибудь?
- Ого!
- Как?! Неужели ты купила? На какие же средства? Неужели на хо-
зяйственные? Ведь я тебе тысячу раз говорил...
- Эрнестуля! Хамишь!
- Ну, как же так можно делать?! Ведь нам же есть нечего будет!
- Подумаешь!..
- Но ведь это возмутительно! Ты живешь не по средствам!
- Шутите!
- Да, да. Вы живете не по средствам...
- Не учите меня жить!
- Нет, давай поговорим серьезно. Я получаю двести рублей...
- Мрак!
- Взяток не беру... Денег не краду и подделывать их не умею...
- Жуть!..
Эрнест Павлович замолчал.
- Вот что, - сказал он наконец, - так жить нельзя.
- Хо-хо, - возразила Эллочка, садясь на новый стул.
- Нам надо разойтись.
- Подумаешь!
- Мы не сходимся характерами. Я...
- Ты толстый и красивый парниша.
- Сколько раз я просил не называть меня парнишей!
- Шутите!
- И откуда у тебя этот идиотский жаргон?!
- Не учите меня жить!
- О черт! - крикнул инженер.
- Хамите, Эрнестуля.
- Давай разойдемся мирно.
- Ого!
- Ты мне ничего не докажешь! Этот спор...
- Я побью тебя, как ребенка...
- Нет, это совершенно невыносимо. Твои доводы не могут меня удержать
от того шага, который я вынужден сделать. Я сейчас же иду за ломовиком.
- Шутите.
- Мебель мы делим поровну.
- Жуть!
- Ты будешь получать сто рублей в месяц. Даже сто двадцать. Комната
останется у тебя. Живи, как тебе хочется, а я так не могу...
- Знаменито, - сказала Эллочка презрительно.
- А я перееду к Ивану Алексеевичу.
- Ого!
- Он уехал на дачу и оставил мне на лето всю свою квартиру. Ключ у
меня... Только мебели нет.
- Кр-расота!
Эрнест Павлович через пять минут вернулся с дворником.
- Ну, гардероб я не возьму, он тебе нужнее, а вот письменный стол, уж
будь так добра... И один этот стул возьмите, дворник. Я возьму один из
этих двух стульев. Я думаю, что имею на это право?..
Эрнест Павлович связал свои вещи в большой узел, завернул сапоги в
газету и повернулся к дверям.
- У тебя вся спина белая, - сказала Эллочка граммофонным голосом.
- До свиданья, Елена.
Он ждал, что жена хоть в этом случае воздержится от обычных металли-
ческих словечек. Эллочка также почувствовала всю важность минуты. Она
напряглась и стала искать подходящие для разлуки слова. Они быстро наш-
лись.
- Поедешь в таксо? Кр-расота.
Инженер лавиной скатился по лестнице.
Вечер Эллочка провела с Фимой Собак. Они обсуждали необычайно важное
событие, грозившее опрокинуть мировую экономику.
- Кажется, будут носить длинное и широкое, - говорила Фима, по-кури-
ному окуная голову в плечи.
- Мрак!
И Эллочка с уважением посмотрела на Фиму Собак. Мадмуазель Собак слы-
ла культурной девушкой - в ее словаре было около ста восьмидесяти слов.
При этом ей было известно одно такое слово, которое Эллочке даже не мог-
ло присниться. Это было богатое слово - гомосексуализм*. Фима Собак, не-
сомненно, была культурной девушкой.
Оживленная беседа затянулась далеко за полночь.
В десять часов утра великий комбинатор вошел в Варсонофьевский переу-
лок. Впереди бежал давешний беспризорный мальчик. Мальчик указал дом.
- Не врешь?
- Что вы, дядя... Вот сюда, в парадное.
Бендер выдал мальчику честно заработанный рубль.
- Прибавить надо, - сказал мальчик по-извозчичьи.
- От мертвого осла уши. Получишь у Пушкина. До свиданья, дефектив-
ный*.
Остап постучал в дверь, совершенно не думая о том, под каким предло-
гом он войдет. Для разговоров с дамочками он предпочитал вдохновение.
- Ого? - спросили из-за двери.
- По делу, - ответил Остап.
Дверь открылась. Остап прошел в комнату, которая могла быть обставле-
на только существом с воображением дятла. На стенах висели кинооткрыточ-
ки, куколки и тамбовские гобелены. На этом пестром фоне, от которого ря-