частные лавочки добытые сахар, муку, чай и маркизет*.
Полесов стоял в очередях, главным образом, из принципа. Денег у него
не было, и купить он все равно ничего не мог. Он кочевал из очереди в
очередь, прислушивался к разговорам, делал едкие замечания, многозначи-
тельно задирал брови и пророчествовал. Следствием его недомолвок было
то, что город наполнили слухи о приезде с Мечи и Урала подпольной орга-
низации.
Губернатор Дядьев заработал в один день десять тысяч. Сколько зарабо-
тал председатель биржевого комитета Кислярский, не знала даже его жена.
Мысль о том, что он принадлежит к тайному обществу, не давала ему покоя.
Шедшие по городу слухи испугали его вконец. Проведя бессонную ночь,
председатель биржевого комитета решил, что только чистосердечное призна-
ние может сократить ему срок пребывания в тюрьме.
- Слушай, Генриетта, - сказал он жене, - пора уже переносить мануфак-
туру к шурину.
- А что, разве придут? - спросила Генриетта Кислярская.
- Могут прийти. Раз в стране нет свободы торговли, то должен же я
когда-нибудь сесть?
- Так что, уже приготовить белье? Несчастная моя жизнь. Вечно носить
передачу. И почему ты не пойдешь в советские служащие? Ведь шурин состо-
ит членом профсоюза, и ничего! А этому обязательно нужно быть красным
купцом!
Генриетта не знала, что судьба возвела ее мужа в председатели бирже-
вого комитета. Поэтому она была спокойна.
- Может быть, я не приду ночевать, - сказал Кислярский, - тогда ты
завтра приходи с передачей. Только, пожалуйста, не приноси вареников.
Что мне за удовольствие есть холодные вареники?!
- Может быть, возьмешь с собой примус?
- Так тебе и разрешат держать в камере примус! Дай мне мою корзинку.
У Кислярского была специальная допровская корзина. Сделанная по спе-
циальному заказу, она была вполне универсальна. В развернутом виде она
представляла кровать, в полуразвернутом - столик, кроме того, она заме-
няла шкаф - в ней были полочки, крючки и ящики. Жена положила в универ-
сальную корзину холодный ужин и свежее белье.
- Можешь меня не провожать, - сказал опытный муж, - если придет Ру-
бенс за деньгами, скажи, что денег нет. До свидания. Рубенс может подож-
дать.
И Кислярский степенно вышел на улицу, держа за ручку допровскую кор-
зинку.
- Куда вы, гражданин Кислярский? - окликнул Полесов.
Он стоял у телеграфного столба и криками подбадривал рабочего связи,
который, цепляясь железными когтями за дерево, подбирался к изоляторам.
- Иду сознаваться, - ответил Кислярский.
- В чем?
- В мече и орале.
Виктор Михайлович лишился языка. А Кислярский, выставив вперед свой
яйцевидный животик, опоясанный широким дачным поясом с накладным карман-
чиком для часов, неторопливо пошел в губпрокуратуру.
Виктор Михайлович захлопал крыльями и улетел к Дядьеву.
- Кислярский - провокатор! - закричал брандмейстер. - Только что по-
шел доносить. Его еще видно.
- Как? И корзинка при нем? - ужаснулся старгородский губернатор.
- При нем.
Дядьев поцеловал жену, крикнул, что если придет Рубенс, денег ему не
давать, и стремглав выбежал на улицу.
Виктор Михайлович завертелся, застонал, словно курица, снесшая яйцо,
и побежал к Владе с Никешей.
Между тем гражданин Кислярский, медленно прогуливаясь, приближался к
губпрокуратуре. По дороге он встретил Рубенса и долго с ним говорил.
- А как же деньги? - спросил Рубене.
- За деньгами придете к жене.
- А почему, вы с корзинкой? - подозрительно осведомился Рубенс.
- Иду в баню.
- Ну, желаю вам легкого пара.
Потом Кислярский зашел в кондитерскую ССПО*, бывшую "Бонбон де Варсо-
ви"*, выкушал стакан кофе и съел слоеный пирожок. Пора было идти ка-
яться. Председатель биржевого комитета вступил в приемную губпрокурату-
ры. Там было пусто. Кислярский подошел к двери, на которой было написа-
но: "Губернский прокурор", и вежливо постучал.
- Можно! - ответил хорошо знакомый Кислярскому голос прокурора.
Кислярский вошел и в изумлении остановился. Его яйцевидный животик
сразу же опал и сморщился, как финик. То, что он увидел, было полной для
него неожиданностью.
Письменный стол, за которым сидел прокурор, окружали члены могучей
организации "Меча и орала". Судя по их жестам и плаксивым голосам, они
сознавались во всем.
- Вот он, - воскликнул Дядьев, - самый главный, октябрист.
- Во-первых, - сказал Кислярский, ставя на пол допровскую корзинку и
приближаясь к столу, - во-первых, я не октябрист. Затем я всегда со-
чувствовал советской власти, а в-третьих - главный это не я, а товарищ
Чарушников, адрес которого...
- Красноармейская! - закричал Дядьев.
- Номер три! - хором сообщили Владя и Никеша.
- Во двор и налево, - добавил Виктор Михайлович, - я могу показать.
Через двадцать минут привезли Чарушникова, который прежде всего зая-
вил, что никого из присутствующих в кабинете никогда в жизни не видел.
Вслед за этим, не сделав никакого перерыва, Чарушников донес на Елену
Станиславовну, Ипполита Матвеевича и его загадочного спутника.
Только в камере, переменив белье и растянувшись на допровской корзин-
ке, председатель биржевого комитета почувствовал себя легко и спокойно.
По делу пустой, как видно, организации "Меча и орала" шло следствие.
Единственно важным лицом прокурор считал скрывшегося Воробьянинова, ко-
торый несомненно имел связи с парижской эмиграцией.
Мадам Грицацуева-Бендер за время кризиса успела запастись пищевыми
продуктами и товаром для своей лавчонки, по меньшей мере, на четыре ме-
сяца. Успокоившись, она снова загрустила о молодом супруге, томящемся на
заседаниях Малого Совнаркома. Визит к гадалке не внес успокоения. Елена
Станиславовна, встревоженная исчезновением всего старгородского ареопа-
га, метала карты с возмутительной небрежностью. Карты возвещали то конец
мира, то прибавку к жалованью, то свидание с мужем в казенном доме и в