шедшей Клотильде и что-то делал.
Но девушка не смутилась. Она сбросила все одежды, покрылась от холода
гусиной кожей и вскричала, лязгая зубами:
- Лепи меня, Вася, нет на свете тела, прекраснее моего!
Вася обернулся. Слова песенки застыли на его устах.
И тут Клотильда увидела, что он делал.
Он лепил дивный бюст - человека с длинными усами и в толстовке. Фо-
тографическая карточка стояла на столике. Вася придавал скульптуре пос-
ледний лоск.
- Что ты делаешь? - спросила Клотильда.
- Я леплю бюст заведующего кооплавкой №28.
- Но ведь я же вчера его разбила! - пролепетала Клотильда. - Почему
ты не повесился? Ведь ты же говорил, что искусство вечно. Я уничтожила
твое вечное искусство. Почему же ты жив, человек?
- Вечное-то оно - вечное, - ответил Вася, - но заказ-то нужно сдать.
Ты как думаешь?
Вася был нормальным халтурщиком-середнячком.
А Клотильда слишком много читала Шиллера.
- Так вот, Ляпсус, не пугайте Хиночку Члек своим мастерством. Она
нежная женщина. Она верит в ваш талант. Больше, кажется, в это никто не
верит. Но если вы еще месяц будете бегать по "Гигроскопическим вестни-
кам", то и Хина Члек отвернется от вас. Кстати, полтинника я вам не дам.
Уходите, Ляпсус!..
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Глава XXXII. Могучая кучка или золотоискатели*
Как и следовало ожидать, рассказ о Клотильде не вызвал в бараньей ду-
ше Ляписа никаких эмоций.
С криками: "Жертва громил", "Налетчики скрылись" и "Тайна редакторс-
кого кабинета" - в комнату вбежал Степа.
- Персицкий, - сказал он, - иди скорее на место происшествия и пиши в
"Что случилось за день". Сенсационный случай на пять строчек петита!..
Оказалось, что пришедший в свою комнату редактор нашел огромную ручку
с пером №86 лежащей на полу. Перо воткнулось в ножку дивана. А новый,
купленный на аукционе, редакторский стул имел такой вид, будто бы его
клевали вороны. Вся обшивка была прорвана, набивка выброшена на пол, и
пружины высовывались, как готовящиеся к укусу змеи.
- Мелкая кража, - сказал Персицкий, - если подберутся еще три кражи -
дадим заметку в три строки.
- В том-то и дело, что не кража. Ничего не украли. Даже на столе три
рубля лежали, и тех не тронули. Только стул исковеркали.
- Совсем как у Ляпсуса, - заметил Персицкий, - похоже на то, что Ляп-
сус не врал.
- Вот видите, - гордо сказал Ляпсус, - дайте полтинник.
Принесли вечернюю газету. Персицкий стал ее проглядывать.
Обычный читатель газету читает. Журналист сначала рассматривает ее,
как картину. Его интересует композиция.
- Я бы все-таки так не верстал, - сказал Персицкий, - наш читатель не
подготовлен к американской верстке... Карикатура, конечно, на Чемберле-
на... Очерк о Сухаревой башне... Ляпсус, писанули бы и вы что-нибудь о
Сухаревском рынке - свежая тема - всего только сорок очерков за год пе-
чатается... Дальше...
Персицкий с легким презрением начал читать отдел происшествий, делав-
шийся, по его пристрастному мнению, бездарно.
- Столетний материал!.. Этот растратчик у нас уже был... Неудавшаяся
кража в театре Колумба! Э-э-э, товарищи, это что-то новое... Слушайте!
И Персицкий прочел вслух:
Неудавшаяся кража в театре Колумба
Двумя неизвестными злоумышленниками, проникшими в реквизитную
театра Колумба, были унесены четыре старинных стула. Во дворе
злоумышленники были замечены ночным сторожем и, преследуемые им,
скрылись, бросив стулья. Любопытно отметить, что стулья были
специально приобретены для новой постановки гоголевской
"Женитьбы".
- Нет, тут что-то есть. Это какая-то секта похитителей стульев.
- Маньяки!
- Ну, не так просто. Действуют они довольно здраво. Побывали у Ляпсу-
са, у нас, в театре.
- Да!.. Охотники за табуретками!..
- Что-то они ищут, товарищи.
Тут Никифор Ляпис внезапно переменился в лице. Он неслышно вышел из
комнаты и побежал по коридору. Через пять минут раскачивающийся трамвай
уносил его к Покровским воротам.
Ляпис обитал в доме №9 по Казарменному переулку совместно с двумя мо-
лодыми людьми, носившими мягкие шляпы. Ляпис носил капитанскую фуражку с
гербом Нептуна - властителя вод. Комната Ляписа была проходной. Рядом
жила большая семья татар.
Когда Ляпис вошел в свою ободранную комнату, Хунтов сидел на подокон-
нике и перелистывал театральный справочник.
Это был человек, созвучный эпохе. Он делал все то, что требовала эпо-
ха.
Эпоха требовала стихи, и Хунтов писал их во множестве.
Менялись вкусы. Менялись требования. Эпоха и современники нуждались в
героическом романе на темы гражданской войны. И Хунтов писал героические
романы.
Потом требовались бытовые повести. Созвучный эпохе Хунтов принимался
за повести.
Эпоха требовала многого, но у Хунтова почему-то не брала ничего.
Теперь эпоха требовала пьесу. Поэтому Хунтов сидел на подоконнике и
перелистывал театральный справочник. От человека, собирающегося писать
пьесу, можно ждать, что он начнет изучать нравы того социального слоя
людей, которых он собирается вывести на сцену. Можно ждать, что автор
предполагаемой к написанию пьесы примется обдумывать сюжет, мысленно
очерчивать характеры действующих лиц, придумывать сценические квипрок-
во*. Но Хунтов начал с другого конца - с арифметических выкладок. Он,
руководствуясь планом зрительного зала, высчитывал средний валовой сбор