- Из отдела взаимных расчетов, - сказал наблюдательный Остап.
Но и это не помогло. Курьер ушел и сейчас же вернулся с товарищем
Людвигом. Товарищ Людвиг отогнал концессионеров от стульев и побежал на
дебаркадер, к которому уже приближался, разворачиваясь против течения,
пароход "Скрябин". На бортах своих он нес фанерные щиты, на которых ра-
дужными красками были изображены гигантские облигации. Пароход заревел,
подражая крику мамонта, а может быть, и другого животного, заменявшего в
доисторические времена пароходную сирену. Финансово-театральный бивак
оживился. По городским спускам бежали тиражные служащие. В облаке пыли
катился к пароходу толстенький Платон Плащук. Галкин, Палкин, Малкин,
Чалкин и Залкинд выбежали из трактира "Плот". Над несгораемой кассой уже
трудились крючники. Инструктор акробатики Жоржетта Тираспольских гимнас-
тическим шагом взбежала по сходням. Симбиевич-Синдиевич, в заботах о ве-
щественном оформлении, простирал руки то к кремлевским высотам, то к ка-
питану, стоявшему на мостике. Кинооператор пронес свой аппарат высоко
над головами толпы и еще на ходу требовал отвода четырехместной каюты
для устройства в ней лаборатории.
В общей свалке Ипполит Матвеевич пробрался к стульям и, будучи вне
себя, поволок было один стул в сторонку.
- Бросьте стул! - завопил Бендер. - Вы что, с ума спятили? Один стул
возьмем, а остальные пропадут для нас навсегда! Подумали бы лучше о том,
как попасть на пароход!
По дебаркадеру прошли музыканты, опоясанные медными трубами. Они с
отвращением смотрели на саксофоны, флексатоны*, пивные бутылки и кружки
Эсмарха, которыми было вооружено звуковое оформление.
- Клистирная шайка! - сказал кларнет, поравнявшись с могучей пятер-
кой.
Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд ничего не ответили, но зата-
или в груди месть.
Тиражные колеса были привезены на фордовском фургончике. Это была
сложная конструкция, составленная из шести вращающихся цилиндров, свер-
кающая медью и стеклом. Установка ее на нижней палубе заняла много вре-
мени.
Топот и перебранка продолжались до позднего вечера. Колумбовцы, оби-
женные тем, что их поместили во втором классе, экспансивно набросились
на автора спектакля и режиссера Ник. Сестрина.
- Ну стоит ли волноваться, - мычал Ник. Сестрин, - прекрасные каюты,
товарищи. Я считаю, что все хорошо.
- Это вы потому считаете, - запальчиво выкрикнул Галкин, - что сами
устроились в первом классе.
- Галкин! - зловеще сказал режиссер.
- Что "Галкин"?
- Вы уже начинаете разлагать!
- Я? А Палкин? А Малкин? А Чалкин и Залкинд разве вам не скажут то же
самое? Наконец, где мы будем репетировать?
И вся могучая кучка в один голос потребовала отдельную каюту для ре-
петиций, а кстати, хотя бы немного денег вперед.
- Идите к черту! - завопил Ник. Сестрин. - В такой момент они приста-
ют со своими претензиями!
Не объяснив, какой такой момент, автор спектакля перегнулся через
борт и воззвал:
- Симбие-эвич!
- Синдие-эвич!
- Симбие-эвич!
- Мура! Вы не видели Симбиевича-Синдиевича?
В тиражном зале устраивали эстраду, приколачивали к стенам плакаты и
лозунги, расставляли деревянные скамьи для посетителей и сращивали
электропровода с тиражными колесами. Письменные столы разместили на кор-
ме, а из каюты машинисток, вперемежку со смехом, слышалось цоканье пишу-
щих машинок. Бледный человек с фиолетовой эспаньолкой ходил по всему па-
роходу и навешивал на соответствующие двери свои эмалированные таблицы:
"Отдел взаимных расчетов", "Личный стол", "Общая канцелярия", "Отдел пе-
чати", "Инструкторский подотдел", "Председатель комиссии", "Машинное от-
деление". К большим табличкам человек с эспаньолкой присобачивал таблич-
ки поменьше: "Без дела не входить", "Приема нет", "Посторонним лицам
вход воспрещается", "Все справки в регистратуре".
Салон первого класса был оборудован под выставку денежных знаков и
бон*. Это вызвало новый взрыв негодования у Галкина, Палкина, Малкина,
Чалкина и Залкинда.
- Где же мы будем обедать? - волновались они. - А если дождь?
- Ой, - сказал Ник. Сестрин своему помощнику, - не могу!.. Как ты ду-
маешь, Сережа, мы не сможем обойтись без звукового оформления?
- Что вы, Николай Константинович! Артисты к ритму привыкли!
Тут поднялся новый галдеж. Могучая кучка пронюхала, что все четыре
стула автор спектакля утащил в свою каюту.
- Так, так, - говорила кучка с иронией, - а мы должны будем репетиро-
вать, сидя на койках, а на четырех стульях будет сидеть Николай Констан-
тинович со своей женой Густой, которая никакого отношения к нашему кол-
лективу не имеет*. Может, мы тоже хотим иметь в поездке своих жен.
С берега на тиражный пароход зло смотрел великий комбинатор. Предста-
вительная фигура Ипполита Матвеевича могла бы сойти за скульптуру "Отча-
яние идола".
Новый взрыв кликов достиг ушей концессионеров.
- Почему же вы мне раньше не сказали?! - кричал член комиссии.
- Откуда же я мог знать, что он заболеет.
- Это черт знает что! Тогда поезжайте в Рабис* и требуйте, чтобы нам
экстренно командировали художника.
- Куда же я поеду? Сейчас шесть часов. Рабис давно закрыт. Да и паро-
ход через полчаса уходит.
- Тогда сами будете рисовать. Раз вы взяли на себя ответственность за
украшение парохода, извольте отдуваться, как хотите.
Остап уже бежал по сходням, расталкивая локтями крючников, барышень и
просто любопытных. При входе его задержали.
- Пропуск!
- Да мне к этому гражданину.
- Все равно. Пропуск надо.
- Товарищ! - заорал Бендер. - Вы! Вы! Толстенький! Которому художник
нужен!
Через пять минут великий комбинатор сидел в белой каюте толстенького
заведующего хозяйством плавучего тиража и договаривался об условиях ра-
боты.