С Тоддом я встречаюсь очень часто. Всего два дня назад мы вместе были на одном обеде, и он, по-видимому, без всякой задней мысли, вдруг заговорил о Польше. Он сказал, что Польша никогда не заплатит своих долгов. Уж, кажется, подобная вещь должна была бы напомнить ему, не так ли? Но нет, судя по всему, он ни о чем не вспомнил.
И вот с течением времени некая мысль - очень тягостная мысль - начала преследовать меня. Вот она. Если Тодд занял у меня доллар и начисто забыл об этом, то весьма возможно - да, теоретически это вполне вероятно, - что найдутся люди, которым я тоже должен доллар и о которых я тоже совершенно забыл. И, может быть, таких людей много. Чем больше я об этом думаю, тем меньше мне это нравится, ибо я уверен, что если я когда-нибудь забыл отдать доллар, то уж никогда не отдам его - во всяком случае, на этом свете.
Если такие люди существуют, я прошу их громко заявить об этом. Но не всех сразу. В умеренных количествах и, если возможно, в алфавитном порядке, чтобы я мог сразу же занести их фамилии в список. При этом я не включаю сюда людей, которые могли когда-нибудь одолжить мне случайный доллар во время игры в бридж. Я также не вспоминаю (вернее, стараюсь не вспоминать) о человеке, который месяц назад одолжил мне тридцать центов на бутылку содовой в Детройтском спортивном клубе. Я всегда считал, что нет ничего лучше содовой воды после утомительной поездки через канадскую границу, а тот тип, который ссудил мне эти тридцать центов, отлично знает, чем он мне обязан. Но если кто-нибудь когда-нибудь одолжил мне доллар на такси, когда я уезжал на Бермудские острова, я хочу отдать его.
Более того. Я хочу организовать всеобщее движение под названием "Назад, к честности!". Я хочу, чтобы люди возвращали даже и те случайные доллары, которые были им одолжены в порыве великодушия. Позволю себе напомнить, что безукоризненная честность - это краеугольный камень, на котором зиждется существование величайших наций мира.
В заключение я хочу убедительно попросить моих читателей, чтобы ни один из них по рассеянности не оставил эту книгу в таком месте, где ее мог бы увидеть мистер Тодд, член Монреальского университетского клуба.
КАК Я УБИЛ СВОЕГО ДОМОВЛАДЕЛЬЦА
Так как теперь уже всем известно, что я убил хозяина дома, где мы снимаем квартиру, мне хочется дать нечто вроде публичного объяснения по поводу того, что произошло.
Меня со всех сторон убеждали, что это совершенно излишне, но сам я переживал этот инцидент так болезненно, что в конце концов почувствовал себя вынужденным явиться к полицейскому комиссару, чтобы отдать ему полный отчет в том, что я совершил. Он сказал, что давать объяснения совершенно незачем. Никто этого не делает - к чему они?
- Вы убили вашего домовладельца? - сказал он. - Прекрасно. Ну и что же?
Я спросил у него, не являются ли мои действия до некоторой степени подведомственными закону. Но он покачал головой.
- С какой стороны? - спросил он.
Я объяснил ему, что эта история поставила меня в какое-то ложное положение, что поздравления, которые я получаю от друзей и даже от лиц, совершенно незнакомых, едва ли можно считать заслуженными, если принять во внимание все детали; словом, что мне бы хотелось, чтобы все обстоятельства дела были преданы какой-то гласности.
- Хорошо, - сказал полицейский комиссар. - Если уж вы непременно хотите, можете заполнить бланк.
И стал рыться в своих бумагах.
- Как вы сказали? - спросил он. - Вы уже убили своего домовладельца или только собираетесь его убить?
- Я уже убил его, - ответил я твердо.
- Прекрасно, - сказал полицейский. - А то, знаете, у нас на эти случаи существуют различные формы бланков.
Он протянул мне длинный печатный бланк с рядом вопросов: возраст, род занятий, мотивы убийства (если таковые имеются) и т.д.
- Что я должен написать в графе "мотивы"? - спросил я.
- По-моему, - ответил он, - лучше всего написать просто "никаких" или, если угодно, - "обычные".
Затем он вежливо выпроводил меня из кабинета, выразив надежду, что я похороню своего домовладельца, а не брошу его труп на произвол судьбы.
Меня это свидание не удовлетворило. Я нисколько не сомневаюсь в том, что полицейский комиссар точно следовал букве закона. В самом деле, если бы всякий раз, когда квартирант подстреливает своего домовладельца, приходилось заводить следствие, это было бы утомительно и скучно.
Как правило, хозяина дома убивают в связи с повышением квартирной платы, и тут не требуется никаких лишних слов. "Я намерен увеличить вашу квартирную плату на десять долларов в месяц", - заявляет хозяин. "Отлично, говорит квартирант. - Тогда я убью вас". Иногда он делает это, а иногда забывает.
Однако мой случай существенно отличается от остальных. Ибо предложение Национального союза квартиронанимателей наградить меня в следующую субботу золотой медалью чрезвычайно обострило ситуацию и вынуждает меня дать необходимые объяснения.
Я отчетливо помню, как лет пять назад мы с женой пришли снимать эту квартиру. Хозяин сам показывал нам ее, и я должен признаться, что в его поведении не было тогда ничего или почти ничего такого, что могло бы навести на мысль о каком бы то ни было отклонении от нормы.
Лишь один незначительный эпизод остался у меня в памяти. Хозяин извинился перед нами за недостаток места для стенных шкафов.
- В этой квартире мало шкафов, - сказал он.
Услышав это, я почувствовал какую-то неловкость.
- Что вы! - возразил я. - Да вы посмотрите, как просторна эта кладовка! В ней, по крайней мере, четыре квадратных фута.
Но он покачал головой и повторил, что шкафов мало и они недостаточно вместительны.
- Я должен поставить здесь другие шкафы, получше, - сказал он.
Два месяца спустя он поставил новые шкафы. Я был поражен - право же, тут было что-то противоестественное, - когда оказалось, что он не повысил при этом квартирной платы.
- Разве в связи с установкой шкафов вы не собираетесь повысить плату за квартиру? - спросил я.
- Нет, - ответил он. - Они обошлись мне всего в пятьдесят долларов.
- Но, дорогой мой, - возразил я, - ведь на пятьдесят долларов вы можете получить шестьдесят долларов чистой прибыли в год.
Он согласился со мной, но сказал, что все-таки не будет повышать квартирную плату. Обдумав это, я решил, что его поведение могло быть симптомом начальной стадии пареза или склероза сосудов головного мозга. В то время у меня еще не было намерения убить его. Оно появилось позднее.
Я не припомню, чтобы до весны следующего года произошло что-нибудь существенное. Весною же хозяин неожиданно явился к нам, извинился за свое вторжение (факт уже сам по себе несколько подозрительный), и заявил, что намерен переменить обои во всей квартире. Я убеждал его не делать этого.
- Этим обоям всего десять лет, - сказал я.
- Да, - ответил он. - Но за это время цена на них поднялась вдвое.
- Хорошо, - сказал я твердо. - Если так, вы должны повысить квартирную плату на двадцать долларов в месяц.
- Нет, не должен, - ответил он.
Этот неприятный разговор повлек за собой явное охлаждение между нами на несколько месяцев.
Последующие наши столкновения носили еще более острый характер. Все помнят резкое увеличение квартирной платы в связи со страшным ростом цен на строительные материалы. Наш хозяин отказался повысить плату за квартиру.
- Цены на строительные материалы выросли по меньшей мере на сто процентов, - сказал я.
- Прекрасно, - ответил он. - Но я ничего не строю. Я всегда получал десять процентов на капитал, вложенный мной в эту собственность, и продолжаю получать их.
- Подумайте о вашей жене, - сказал я.
- Не хочу, - ответил он.
- Но вы обязаны думать о ней, - настаивал я. - Довожу до вашего сведения, что только вчера я прочел в газете письмо некоего домовладельца одно из прекраснейших писем, какие мне когда-либо приходилось читать (я хочу сказать - из писем домовладельцев), и он пишет там, что рост цен на строительные материалы вынудил его подумать о жене и о детях. Такой трогательный призыв!
- Меня он не трогает, - ответил мой домовладелец. - Я не женат.
- Ах, так! - сказал я. - Не женаты.
Пожалуй, именно тогда мне впервые пришла мысль, что этого человека следует устранить.
Затем последовал ноябрьский эпизод. Очевидно, все мои читатели помнят о пятидесятипроцентном увеличении квартирной платы, которое было предпринято, чтобы отпраздновать День перемирия.* Мой домовладелец отказался присоединиться к сей торжественной акции.