- В штанах у тебя спутник, - подзадоривали его мужики.
- Замажем на червонец? - не выдерживал Леня. - Студент,
разбей!
Студентом называли Влада - наверное, за его тщедушное
телосложение. Роста он был под метр восемьдесят, но
худой, как Останкинская телебашня (по выражению его
матери).
- Сначала "бабки" покажи, а потом замажем, - отвечали
Лене.
- Не доверяешь, гнида? - удивлялся он, словно ему в
первый раз выказывали недоверие.
- Сам ты гнида!
Далее следовал ленивый обмен пинками и ударами в глаз
или в челюсть. Дерущихся быстро разнимали и заставляли
пить "мировую", и около девяти часов вечера, как по
расписанию, все расходились, чтобы успеть домой к 9:35,
когда по телевизору после информационной программы
"Время" начинался художественный фильм.
Влад "на автопилоте" перебирал слегка заплетающимися
ногами, и сердце его радовалось за подарившую теплый
вечер природу и за мудрых добродушных людей, знающих
ответ на все ее загадки. На середине пути его начинало
мутить - тогда он, не меняя выражения лица, хватался за
тонкие ветви сирени, или еще какого-нибудь придорожного
куста, наскоро проблевывался, вытирал об траву ботинки
и продолжал свой путь. Главное при этом было именно не
менять выражения лица, иначе, если хоть на мгновение
ото лба к подбородку пробегала стягивающая кожу
брезгливая гримаса, настроение могло запросто
испортиться, и когда после по "телеку" не было
подходящей веселой киношки, типа "Соломенной шляпки"
или "Льва Гурыча Синичкина", на душе становилось слегка
муторно.
-------------------------
Счастье Влада закончилось именно в тот день, когда он,
лежа на свежеразрытой куче с сигаретой "Пегас" в зубах,
рассматривал через осколок зеленого бутылочного стекла
солнечные острова в разрывах листьев вековой липы и
предавался мечтам о том, что такая его приятная жизнь
будет продолжаться если и не вечно, то до старости.
Неподалеку послышались крики, и он увидел, что трое из
их бригады-"пятерки" странно жмутся друг к другу на
краю траншеи, заглядывая вниз. Среди них не хватало
Лени-Лысого: они как раз в недоумении разглядывали его
лежащим на сыром глинистом ложе с выпукло-стеклянными
глазами и вставшими проволочными пучками редкими белыми
волосинами. Со дна траншеи поднимался сладковатый сизый
дымок...
Впоследствии выяснилось, что Леня случайно наткнулся на
кабель военной связи и непонятно зачем
методически-упорно разрубил его киркой, пока остальные
неспеша перекуривали. (Как впоследствии случайно стало
известно Владу, этим делом занимался даже следователь
военной контрразведки, подозревая диверсию, и пришел к
официальному заключению, что "страдающий хроническим
алкоголизмом Л. Семенов покончил жизнь самоубийством в
состоянии водочной интоксикации третьей степени").
После этого трагического случая Влад перестал ходить на
работу - ему стало страшно опускаться в траншею, и в
каждом торчащем из земли корне он видел оголенный
обрубок высоковольтного кабеля. Теперь он целыми днями
просиживал на балконе за чтением легкой мукулатурной
литературы, типа "Королевы Марго", а по вечерам
перебирался в уютное кресло перед телевизором и смотрел
все передачи подряд, от "Наш сад", с которой начиналась
вечерняя программа, до "Камера смотрит в мир", которой
она заканчивалась. В телевидении Владу особенно
нравилось то, что в нем не было и не могло быть смерти,
а если артисты и умирали, то не по-настоящему. Ему даже
доставляло удовольствие смотреть, как в каком-нибудь
фильме про войну умирает изрешеченный пулями герой, и
знать при этом, что он видит не САМУ смерть, а ее
театрализованное представление. А когда до него дошло,
что смерть - это единственный акт, который актеры не
могут сыграть по-настоящему, потому что никогда не
испытывали ее на себе, ему стало просто до колик
смешно, и родители за него не на шутку перепугались.
- Займись делом! - сторого сказала мать. - Иди мусор на
помойку выброси.
Родители Влада свято верили в целебную силу
трудотерапии, и при каждой странной выходке сына давали
ему задание по хозяйству. Он взял пластмассовое ведро
и, как был в фетровых тапочках, вышел во двор. По
странной причуде архитектора помойка находилась строго
посреди двора: между двух домов из земли вырастала
бетонная стена с притулившимися к ней железными баками.
По теплому вечернему воздуху, в котором
причудливо-таинственно смешивались ароматы борща и
сирени, из-за стены выплывали тягучие гитарные аккорды:
"пичально чайки за кармой кри-ича-ат - сюда пришли маи
друзья-я..." Влад обогнул стену, чтобы посмотреть, кто
поет, и увидел на поваленном дереве за помойкой целую
компанию: тощего длинноволосого парня с гитарой,
Феликса, Джека и Стеллу... Он давно ее уже не видел, их
пути не пересекались месяца два или больше, хотя они и
жили в соседних домах, и только теперь, в эту
неподходящую минуту, Влад понял, что стал постепенно
забывать свою любовь... Ему стало стыдно за себя - на
глаза неожиданно навернулись слезы.
- Эй, Квазимода, чего рожи корчишь? - жизнерадостно
закричал Джек.
Все захохотали... Нет, не все: Стелла не засмеялась, а
лишь печально улыбнулась. "Да, да! - пронеслось в
голове у Влада. - Она меня понимает, как никто другой!"
- Какой он тебе Квазимода?! - удивился Феликс. - Это он
в школе был Квазимода, а теперь он князь. Князь Мышкин.
- Я не Мышкин, - серьезно ответил Влад, не спуская глаз
с прекрасного лица Стеллы.
Страница 30 из 40
Следующая страница