перчатки? Кто подарил мне галстук, с обязательством надевать его
при свиданиях? Соня? Или Соня, именно, и требовала, чтобы я не
надевал никогда этой темно-зеленой дряни, подаренной - "я знаю
кем!". Кто из них не бывал у меня на квартире никогда? И кто
бывал? И чьи фотографии я должен прятать? И когда?
Он сидел с непередаваемым отчаянием во взоре. Сердце мое сжалось.
- Бедняга ты! - сочувственно прошептал я. - Дай-ка, может быть, я
кое-что вспомню... Кольцо подарено Настей. Значит, "остерег.
Елены"... Затем карточки... Если приходит Китти, то Марусю можно
прятать, так как она ее знает, Настю - не прятать? Или нет - Настю
прятать? Кто из них сходил за твою сестру? Кто из них кого знает?
- Не з-наю, - простонал он, сжимая виски. - Ничего не помню! Э,
черт! Будь что будет.
Он вскочил и схватился за шляпу.
- Еду к ней!
- Сними кольцо, - посоветовал я.
- Не стоит. Маруся к кольцу равнодушна.
- Тогда надень темно-зеленый галстук.
- Если бы я знал! Если бы знать - кто его подарил и кто его
ненавидит... Э, все равно!.. Прощай, друг.
IV
Всю ночь я беспокоился, боясь за моего несчастного друга. На
другой день утром я был у него. Желтый, измученный, сидел он у
стола и писал какое-то письмо.
- Ну? Что, как дела?
Он устало помотал в воздухе рукой.
- Все кончено. Все погибло. Я опять почти одинок!..
- Что же случилось?
- Дрянь случилась, бессмыслица. Я хотел действовать на авось...
Захватил перчатки и поехал к Соне. "Вот, дорогая моя Ляля, -
сказал я ласково, - то, что ты хотела иметь! Кстати, я взял билеты
b оперу. Мы пойдем, хочешь? Я знаю, это доставит тебе
удовольствие..." Она взяла коробку, бросила ее в угол и, упавши
ничком на диван, зарыдала. "Поезжайте, - сказала она, - к вашей
Ляле и отдайте ей эту дрянь. Кстати, с ней же можете прослушать ту
отвратительную оперную какофонию, которую я так ненавижу". -
"Маруся, - сказал я, - это недоразумение!.." - "Конечно, -
закричала она, - недоразумение, потому что я с детства - не
Маруся, а Соня! Уходите отсюда!" От нее я поехал к Елене
Николаевне... Забыл снять кольцо, которое обещал ей уничтожить,
привез засахаренные каштаны, от которых ее тошнит и которые, по ее
словам, так любит ее подруга Китти... Спросил у нее: "Почему у
моей Китти такие печальные глазки?..", лепетал, растерявшись, чтото о
том, что Китти - это производное от слова "спать", и,
изгнанный, помчался к Китти спасать обломки своего благополучия. У
Китти были гости... Я отвел ее за портьеру и, по своему
обыкновению, поцеловал в ухо, отчего произошел крик, шум и тяжелый
скандал. Только после я вспомнил, что для нее это хуже острого
ножа... Ухо-то. Ежели его поцеловать...
- А остальные? - тихо спросил я.
- Остались двое: Маруся и Дуся. Но это - ничто. Или почти ничто. Я
понимаю, что можно быть счастливым с целой гармоничной женщиной,
но если эту женщину разрезают на куски, дают тебе только ноги,
волосы, пару голосовых связок и красивые уши - будешь ли ты любить
эти разрозненные мертвые куски?.. Где же женщина? Где гармония?
- Как так? - вскричал я.
- Да так... Из моего идеала остались теперь две крохотных ножки,
волосы (Дуся) да хороший голос с парой прекрасных, сводивших меня
с ума ушей (Маруся). Вот и все.
- Что же ты теперь думаешь делать?
- Что?
В глазах его засветился огонек надежды.
- Что? Скажи, милый, с кем ты был позавчера в театре?? Такая
высокая, с чудесными глазами и прекрасной, гибкой фигурой.
Я призадумался.
- Кто?.. Ах да! Это я был со своей кузиной. Жена инспектора
страхового общества.
- Милый! Познакомь!
Поэт
- Господин редактор, - сказал мне посетитель, смущенно потупив
глаза на свои ботинки, - мне очень совестно, что я беспокою вас.
Когда я подумаю, что отнимаю у вас минутку драгоценного времени,
мысли мои ввергаются в пучину мрачного отчаяния... Ради Бога,
простите меня!
- Ничего, ничего, - ласково сказал я, - не извиняйтесь.
Он печально свесил голову на грудь.
- Нет, что уж там... Знаю, что обеспокоил вас. Для меня, не
привыкшего быть назойливым, это вдвойне тяжело.
- Да вы не стесняйтесь! Я очень рад. К сожалению, только ваши
стишки не подошли.
- Э?
Разинув рот, он изумленно посмотрел на меня.
- Эти стишки не подошли?!
- Да, да. Эти самые.
- Эти стишки?! Начинающиеся:
Хотел бы я ей черный локон
Каждое утро чесать
И, чтоб не гневался Аполлон,
Ее власы целовать...
Эти стихи, говорите вы, не пойдут?!
- К сожалению, должен сказать, что не пойдут именно эти стихи, а
не какие-нибудь другие. Именно начинающиеся словами:
Хотел бы я ей черный локон...
- Почему же, господин редактор? Ведь они хорошие.
- Согласен. Лично я очень ими позабавился, но... для журнала они
не подходят.
- Да вы бы их еще раз прочли!
- Да зачем же? Ведь я читал.
- Еще разик!
Я прочел в угоду посетителю еще разик и выразил одной половиной
лица восхищение, а другой - сожаление, что стихи все-таки не
подойдут.
- Гм... Тогда позвольте их... Я прочту! "Хотел бы я ей черный
локон..."
Я терпеливо выслушал эти стихи еще раз, но потом твердо и сухо
сказал:
- Стихи не подходят.
- Удивительно. Знаете что: я вам оставлю рукопись, а вы после
вчитайтесь в нее. Вдруг да подойдет.
- Нет, зачем же оставлять?!
- Право, оставлю. Вы бы посоветовались с кем-нибудь, а?
- Не надо. Оставьте их у себя.
- Я в отчаянии, что отнимаю у вас секундочку времени, но...