- Дьявольски приходится работать, - сказал Рюмин, выпуская на
палитру свежую краску. - Картины покупаются плохо, платят за них
дешево, а писать как-нибудь, наспех, не хочется.
- Да, вообще живопись... В сущности, это даже не труд, а так чтото. Самое
святое, по-моему, труд!
Рюмин ударил себя кулаком по лбу.
- Совсем забыл! Нашел для вас целых два урока! И условия довольно
невредные... Хотите?
Пампасов саркастически засмеялся.
- Невредные? Рублей по двадцати в месяц? Ха-ха! Возиться с
маленькими идиотами, которым только с помощью хорошего удара
кулаком и можно вдолбить в голову, что дважды два - четыре.
Шлепать во всякую погоду ногами, как говорится, за семь верст
киселя хлебать... Прекрасная идея, что и говорить.
Изумленный Рюмин опустил палитру.
- Да вы ведь сами говорили...
- Рюмин! - страдальчески наморщив брови, сказал Пампасов. - Я
вижу, я вам надоел, я вам в тягость. Конечно, вы вырвали меня из
объятий смерти, и моя жизнь всецело в ваших руках... Ну,
скажите... Может быть, пойти мне и положить свою голову под поезд
или выброситься из этого окна на мостовую... Что же мне делать? В
сущности, я ювелир и безумно люблю это благородное занятие... Но
что делать? Где выход? Что, спрошу я, - есть у меня помещение,
инструменты, золото и драгоценные камни, с которыми можно было бы
открыть небольшое дело? Нет! Будь тысяч пятнадцать - двадцать...
Пампасов шумно вздохнул, повалился навзничь и, подняв с полу
книгу, погрузился в чтение...
IV
Рюмину опротивела своя собственная квартира и ее постоянный
обитатель, переходивший от дивана к обеденному столу и обратно,
чем вполне удовлетворялась его неугомонная жажда лихорадочного
труда. Рюмин почти перестал курить сигары и пить вино, так как то
и другое уничтожалось бывшим самоубийцей, а платье и ботинки
изнашивались вдвое быстрее, потому что облекали два тела и четыре
ноги - попеременно...
Рюмин давно уже ухаживал за какой-то интересной вдовой, с которой
познакомился на прогулке... Он был несколько раз у нее и приглашал
ее к себе, рассчитывая на время ее визита услать куда-нибудь
назойливого самоубийцу.
Однажды, возвращаясь из магазина красок домой и войдя в переднюю,
P~lhm услышал в мастерской голоса:
- Но ведь я не к вам пришла, а к Николаю Петровичу! Отстаньте от
меня.
- Ну, один раз поцелуйте, что вам стоит!..
- Вы говорите глупости! Я вас не знаю... И потом, если об этом
узнает Николай Петрович...
- Он? Он придет, уткнет нос в берлинскую лазурь, возьмет в зубы
палитру и ухом не поведет. Это простак чрезвычайный! Миледи! Если
вы дадите поцелуй - я его сейчас же отдам вам обратно. А?
- Сумасшедший! Что вы... делаете?..
Послышался тихий смех и звук сочного поцелуя.
"Негодяй! - заскрежетал зубами Рюмин. - Ему мало моего платья,
квартиры, еды и моих нервов... Он еще пользуется и моими
женщинами!"
Рюмин повернулся и ушел. Вернулся поздно вечером. Разбудил
спавшего Пампасова и сурово сказал, смотря куда-то в сторону:
- Эй! Вы видите, нос мой не уткнут в берлинскую лазурь и в зубах
нет палитры. Завтра утром можете уходить от меня.
- Зачем же вы меня спасли? - удивился Пампасов. - Сначала спасал,
потом прогоняет. Очень мило, нечего сказать.
Голова его упала на подушки, и через минуту послышалось ровное
дыхание спящего человека.
С ненавистью посмотрел Рюмин в лицо Пампасову, заскрипел зубами и
злобно прошипел:
- У, проклятый! Так бы и дал тебе по голове...
V
Утром Пампасов проснулся веселый, радостный, совершенно забыв о
вчерашнем разговоре.
- Встали? - приветствовал его стоявший перед картиной Рюмин. -
Помните, что я вам вчера сказал? Можете убираться.
Пампасов побледнел.
- Вы... серьезно? Значит... вы опять толкаете меня в воду?
- Пожалуйста! Пальцем не пошевелю, чтобы вытащить вас. Да вы и не
будете топиться!..
- Не буду? Посмотрим!
Пампасов взглянул на мрачное, решительное лицо Рюмина, опустил
голову и стал одеваться.
- Прощайте, Рюмин! - торжественно сказал он. - Пусть кровь моя
падет на вашу голову.
- С удовольствием! Пойду еще смотреть, как это вы топиться будете.
Вышли они вместе.
На берегу залива виднелись редкие фигуры гуляющих. У самого берега
Пампасов обернул к Рюмину решительное лицо и угрюмо спросил:
- Так, по-вашему, в воду?
- В воду.
Рюмин хладнокровно отошел и сел поодаль на камень, делая вид, что
не смотрит... А Пампасов принялся ходить нерешительными,
заплетающимися ногами вдоль берега, изредка останавливаясь, смотря
уныло в воду и шумно вздыхая. Наконец он махнул рукой, украдкой
оглянулся на приближавшихся к нему двух гуляющих, снял пиджак и,
нерешительно ежась, полез в воду.
- Что он делает? - в ужасе воскликнул один из гуляющих... - Это
безумие! Нельзя допустить его до этого.
Со своего места Рюмин видел, как к Пампасову подбежал один из
гуляющих, вошел по колено в воду и стал тащить самоубийцу на
берег. Потом приблизился другой, все трое о чем-то заспорили...
Кончилось тем, что двое неизвестных взяли под руки Пампасова и,
dpsfeqjh в чем-то его увещевая, увели с собой.
До Рюмина донеслись четыре слова:
- Я милостыни не принимаю!..
Изумительный случай
ИЗ ЖИЗНИ ХУДОЖНИКОВ
Художник Семиглазов решил выставить на весенней выставке "Союза
молодежи" две картины:
1) Автопортрет.
2) Nu1 - портрет жены художника.
Обе картины, совсем законченные, стояли на мольбертах в его
мастерской, радуя взоры молодого художника и его подруги жизни.
Изредка художник обвивал любящей рукой талию жены и, подняв гордую
голову, надменно говорил:
- О, конечно, критика не признает их! Конечно, эти тупоголовые
кретины разнесут их в пух и прах! Но что мне до того! Искусство
выше всего, и я всегда буду писать так, как чувствую и понимаю.
Ага! Как сейчас, вижу я их. "Почему, - будут гоготать они
бессмысленным смехом, - почему у этой женщины живот синий, а груди
такие большие, что она не может, вероятно, двигать руками? Почему