на автопортрете один глаз выше, другой ниже? Почему все лицо
написано красным с черными пятнами"... О, как я хорошо знаю эту
тупую напыщенную человеческую пыль, это стадо тупых двуутробок,
этот караван идиотов в оазисе искусства!
- Успокойся, - ласково говорила любящая жена, гладя его
разгоряченный лоб. - Ты мой прекрасный гений, а они форменные
двуутробки! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В дверь мастерской постучались.
- Ну? - спросил художник. - Входите.
Вошел маленький болезненный старикашка. Голова его качалась из
стороны в сторону, ноги дрожали от старости, подгибались и
цеплялись одна за другую... Дряхлые руки мяли красный фуляровый
платок. Только глаза юрко и проворно прыгали по углам, как мыши,
учуявшие ловушку.
- А-а! - проскрипел он. - Художник! Люблю художников... Живопись -
моя страсть. Вот так хожу я, старый дурак, из одной мастерской в
другую, из одной мансарды в другую и ищу, облезлый, я, глупый
крот, гениальных людей. Ах, дети мои, какая хорошая вещь -
гениальность.
Жена художника радостно вспыхнула.
- В таком случае, - воскликнула она, - что вы скажете об этих
картинах моего мужа?!
- Ага, - оживился старик. - Где же они?
- Вот эти!
Он остановился перед картинами и замер. Стоял пять минут...
десять...
Супруги, затаив дыхание, стояли сзади.
Медленно повернул старик голову, заскрипев при этом одеревеневшей
шеей.
Медленно, шепотом спросил:
- Это... что же... такое?
- Это? - сказал художник. - Я и моя жена. Эта вот мужская голова -
я, а эта обнаженная женщина - моя жена.
Старик изумленно замотал головой и вдруг крикнул:
- Нет! Это не вы.
- Нет, я.
- Уверяю вас - это не вы!
Художник нахмурился.
- Тем не менее это я.
- Вы думаете, что вы такой?
- Да.
- Смотрите: почему на картине ваше прекрасное молодое лицо покрыто
зловещими черными пятнами на красном фоне? Почему один глаз у вас
затек, а руки сведены и растут: одна из лопатки, а другая из
шеи... Почему рот кривой?
- Потому что я такой...
- А вы... сударыня... Вы такие? Я не поверю, чтобы ваше тело было
похоже на это.
- Разденься! - бешено крикнул художник. - Докажи этому слепому
слизняку!
И, не задумываясь, разделась любящая жена и обнажила себя всю.
Стояла молодая, прекрасная, сверкая юным белым телом и стройной,
едва расцветшей грудью.
- И она, по-вашему, похожа, - прищурился старичок. - У нее синий
кривой живот? Красные толстые ноги без икр, зловещие рубцы на шее,
переломанные руки и громадные почерневшие груди с сосками
величиною в апельсин.
- Да! - торжественно сказал художник. - Она такая.
- Да! - крикнула любящая жена. - Я такая.
Старичок неожиданно упал на колени.
- Ты! - воскликнул он, простирая руки к потолку. - Ты, которому я
всегда верил и который обладает силой творить чудеса! Сделай же
так, чтобы эта молодая чета имела полное сходство с этими
портретами. Сделай их подобными порожденным творчеством этого
гениального художника.
Жена взглянула на мужа и вдруг пронзительно закричала: на нее в
ужасе глядело искаженное лицо мужа, красное, с черными пятнами, с
затекшим глазом и сведенными в страшную гримасу губами... Руки
несчастного покривились, как у калеки, и на груди вырос горб, точьв-точь
такой, как художник по легкомыслию изобразил на портрете.
- Что с тобой? - вскричал бешено муж. - О Боже! Что сделала ты с
собой?!
С непередаваемым чувством отвращения смотрел единственный
незатекший глаз художника на жену...
Перед ним стояла уродливая страшная багровая баба с громадными
черными грудями и толстыми красными ногами. Синий живот вздулся, и
чудовищные соски на прекрасной прежде, почти девственной груди
распухли и пожелтели. Это была чума, проказа, волчанка, ревматизм
и тысяча других самых отвратительных болезней, сразу накинувшихся
на прекрасное прежде тело. И... удивительная вещь: теперь ужасное
лицо мужа и отвратительное тело жены как две капли воды были
похожи на портреты...
- Ну, я пойду, - сказал равнодушно старичок, пряча в карман свой
громадный платок. - Пора, знаете, как говорится: посидел - пора и
честь знать...
- Милосердный Боже! - вскричал художник, падая на колени в порыве
ужаса и отчаяния. - Что вы с нами сделали?
- Я? - удивился старик. - Я? Подите вы! Это разве я? Это вы сами с
собой сделали. Разве вы теперь не похожи? Как две капли воды.
Прощайте, мои пикантные красавцы.
Он прищелкнул пальцами и умчался с быстротой, несвойственной его
возрасту.
Супруги остались одни. Художник стер слезу с единственного глаза и
обвил синий стан супруги искалеченной рукой.
- Бедная моя... Погибли мы теперь.
- Не смей ко мне прикасаться! - крикнула жена. - У тебя глаз вытек
и на лице черные пятна.
- Сама ты хороша! - злобно сказал художник. - На двухнедельный
труп похожа...
- Ага... Так? - крикнула жена.
Она бросилась, как бешеная тигрица, на свой портрет и в мгновение
изорвала его в клочки. И совершилось второе чудо: снова стала она
молода и прекрасна. Снова тело ее засверкало белизной.
И, увидев это, с визгом бросился художник Семиглазов на свой
"автопортрет". И, растерзав его, сделался он через минуту так же
молод и здоров, как и прежде.
От картин же остались жалкие обрывки.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .
Недавно я был на выставке "Союза молодежи".
Устроитель выставки сказал мне:
- Да, штуки тут все любопытные. Прекрасная живопись. Но нет
гвоздя, на который мы так надеялись. Можете представить - наша
слава, наша гордость - художник Семиглазов в припадке непонятного
умоисступления изорвал свои лучшие полотна, которые могли быть
гвоздем выставки: Nu - портрет своей жены и свой автопортрет.