Отец на час. Юрий Дружников.

ЛАРИСА. Забыл? И слава богу...

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Помню... На перроне Казанского вокзала, когда я
уезжал на Алтай.

ЛАРИСА. Чего ж ты замолчал? Договаривай... А я должна была приехать
следом, через месяц. Взяла вот и не приехала в твою Белокуриху. Струсила
забираться в глухомань.

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Нет, ты не струсила!

ЛАРИСА. Сейчас скажешь, что причиной была твоя хромота? Чушь!

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Согласен. Тоже мне несчастье: одна нога чуть короче
другой от рождения. У других, вон, уши разные, и то ничего!

ЛАРИСА. Думаешь, считала тебя неудачником, да?

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Может быть и это, но не главное. Конечно, директор
школы -- это ведь величина только с точки зрения учительницы. Но... не
поехала ты по другой причине... Сказать? Дело-то прошлое...

ЛАРИСА. Говори!

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Ты не поехала, Лора, просто потому, что не очень
меня любила... Только не возражай! Теперь ведь это проверить невозможно. Да
и не нужно... У тебя был целый грузовик поклонников. Да, грузовик! Я помню,
как ездили на картошку... Ради тебя выигрывали на соревнованиях, сдавали
экзамены. Ты была звездой первой величины...

ЛАРИСА. Не слишком-то великодушно напоминать мне о том, что и я не
стала, кем мечтала. Стихи оказались посредственными. Можешь мне не верить,
но я уже давно рада, что стала училкой, как называет меня... (Поправляется.)
Как называют нашего брата. (Помолчав.) Ты не спрашиваешь меня о моем муже? О
бывшем муже... С этого обычно начинают.

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Захочешь -- сама расскажешь. Ты еще не жалеешь, что
я тебя к себе в школу выманил?

ЛАРИСА (не отвечая). Мама стареть стала, ей одной трудно.

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Знаю. Встретил ее, когда в наш район переехала.

ЛАРИСА. Вот как? Она мне ничего не написала... Ты здесь уже года три?

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Точно, четвертый год.

ЛАРИСА. Видишь, как я издалека за тобой следила. Ты вот очень
изменился. Седина, солидность... Никак к тебе не привыкну. Даже побаиваюсь.
(Меняет тему.) Школа хорошо расположена. (Подходит к окну.) Вчера я прошлась
парком, листья собирала. Девчонки на скамейках шушукаются, с прохожими
кокетничают. Может быть, мои?

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. А ты бы спросила...

ЛАРИСА. Никогда не видела кленов с такими большими листьями. Помнишь,
мы ведь раньше в Замоскворечье жили, на Пятницкой, там деревьев не было. А
теперь я привыкла к шуму океана и отвыкла от шума цивилизации.

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ (идет к Ларисе). Клены у нас старинные. Вон там, где
сейчас кино "Дружба", было кладбище. Могилы засыпали, а клены остались. Они
видели всех классиков, кто мимо проезжал из Петербурга в Москву.

ЛАРИСА. Сколько же людей кончило школу за эти годы?

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Я однажды подсчитывал. До того, как мы стали
директором, 1351 человек. И при нас -- 212. Не так много. Но ведь это люди.
Каждый -- человек.

ЛАРИСА. Каждый? Ты уверен?

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Ты еще ни с кем не познакомилась?

ЛАРИСА. Не успела. Все жадно догуливают каникулы.

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Поговори с Лидией Александровной Шлыковой, она их
из восьмого выпустила. Такая маленькая, седая. Ребята зовут ее Колобком, а
она в нашем деле волк.

ЛАРИСА. Я была у нее дома, пила чай с ватрушками. Она их потрясающе
печет.

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Да ну! Надо будет напроситься... Ты-то как
устроилась?

ЛАРИСА. Тоже напрашиваешься?

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. А если?

ЛАРИСА. У матери новая двухкомнатная квартира -- и устраиваться нечего.

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Понятно. Не напросился. (Натянутое молчание.)

ЛАРИСА. Стас, как ты относишься к Бернарду Шоу?

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. В общем положительно...

ЛАРИСА. Я его ненавижу! Тебя не унижают его слова: тот, кто способен,
-- творит, кто не способен, -- учит? Выходит, я -- второй сорт...

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Есть еще и третий сорт: те, кто учат учителей. То
есть начальники, которые говорят: вы должны воспитывать детей так, как это
делал бы я сам, если бы умел. Вот и я это говорю. Но обижаться на пародоксы?
Кто тебе мешает их опровергнуть? Делай, твори, лепи людей!

ЛАРИСА. Легко сказать! Творить -- это ломать пальцы от неудач и снова
приклеивать. И думать сосредоточенно об одном. А женщине приходится, мягко
говоря, отвлекаться: кастрюли, очереди, пуговицы. Вся жизнь -- сплошное
отвлечение!

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. У тебя?! Ты же считала, что этого не будет --
никогда! Стихи об этом писала! Песню твою про Сахалин я и сейчас иной раз в
электричке слышу, -- туристы поют.

ЛАРИСА. Успела написать, пока семьей не обзавелась. (Пауза.)

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Что же стряслось у тебя с мужем?

ЛАРИСА. Увы, то же, что у многих. Он геолог, месяцами в разъездах. Я к
этому привыкла, а он -- отвык. От меня. Однажды он уехал и больше домой не
вернулся. Прислал письмо с объяснениями... и без которых все ясно... У
тебя-то дома, вероятно, все идеально? Кастрюли не отрывают...

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Не отрывают: я обедаю в школьной столовой.

ЛАРИСА. А жена?

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Она у себя в институте.

ЛАРИСА. Кто она?

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Инженер. Химик.

ЛАРИСА. Тебе повезло. Химик -- это как-то надежнее гуманитария,
основательнее: материя первична. (Меняя тему.) А что у меня за класс?

СТАНИСЛАВ ПЕТРОВИЧ. Твои от детей уже отплыли, а к взрослым еще не
причалили. Это состояние, по-моему, похоже на невесомость. А вообще-то класс
неплохой, спокойный, без "чепе". Все наши, не какая-нибудь сборная солянка
из разных школ, когда отдают по принципу "на тебе, убоже, что мне негоже". В
классе всего один новичок, из новостроек с той стороны парка...

ЛАРИСА. Сама там живу.

Страница 3 из 17 Следующая страница