последний раз на заседаниях этого уважаемого общества?
- Это было давно, - вздохнула Вера.
- Она же записана в это общество, значит, все в порядке, - вновь раздался
голос сверху, и Мартын спрыгнул со шкафа. - Перейдем к следующему эпизоду, -
продолжал он, двигая шкаф на место. - Съемка на кухне. Учтите - вы готовите
на газовой плите ужин брату, воротившемуся с собрания актива работников
торговли.
Юрий взял в руки толстую книгу, которую Вера старательно читала при
съемке. "Производство макарон в древней Хиве (по воспоминаниям современников
и литературным источникам). Издание научно-исследовательской лаборатории
экспериментального института вермишельной промышленности".
- Тема вашего доклада, - догадливо сказал Юрий, - макаронизмы
древневосточных языков?
- Книгу дал я, - вмешался Мартын, ставя кушетку на место. - Я нашел этот
реквизит под шкафом, и он мне сразу сподобился своей солидностью, Я думал,
это какой-нибудь словарь.
Послышался скрип двери. Из-за шкафа донесся голос Пелагеи Терентьевны:
- Ну, кончили спектакль? Можно домой возвращаться? - и она поставила на
стул сумку с покупками.
- Вы застали нас в переходный период, - сказал Мартын. - Мы переходим к
варке ужина.
- А потом, - сказал Юрий, - раз мы решили строго придерживаться сценария,
мы вас отобразим в кресле с вязаньем в руках... Такой свежий, новаторский
кадрик.
- Верочка, наденьте передник, - распорядился Мартын, - вы будете
хозяйничать.
Пелагея Терентьевна испытующе посмотрела на операторов:
- Передник? Откуда он у нее? И потом что ты, Вера, можешь приготовить?
- Чайник поставить могу, - уклончиво ответила Вера. - На примус.
- Примус - это первая половина двадцатого века, - сказал Мартын. - При
чем здесь керосин, когда есть газ? Вот плита.
- Плиту-то нам поставили, - ответила Пелагея Терентьевна, разбирая
покупки, - а газ все еще не подвели.
Этим заявлением Мартын был выбит из седла. Лихорадочно перелистав
сценарий, он несмело сказал:
- Значит, вы, Вера, в принципе что-то делаете к приходу брата и в
принципе газовая плита есть? Тогда возьмите полкило бульбы. Вы ее начистите
и будете поджаривать.
Вера с печалью освидетельствовала свой фиолетовый маникюр.
- Для экрана я готова на все жертвы... Но чистить картошку не могу. От
корнеплодов портятся руки.
- Жарьте мясо, - вздохнул Мартын.
- Отличный кадр, - поддержал Юрий: - справа - вы, слева - сковородка!
- Кстати, мясо я принесла, - сказала Калинкина-старшая. - Вот,
пожалуйста. Только, Вероида, не забудь его помыть и разрубить на части.
- Все что угодно, - сказала Вера, - но не мясо. Это умеет только мама.
- Мама умеет все, - авторитетно заявила Пелагея Терентьевна. - Но жарить
она сейчас не будет: ей положено сниматься в кресле... Ах, Вероида! Скоро ты
станешь женой, хозяйкой, а мясо поджарить не можешь. А ведь Альберт такие
бифштексы-рамштексы с тебя потребует, что держись... У него вкус тонкий и
кровь голубая... Недаром он столько невест побросал.
- Оставьте, мама, ваши колкости. Он меня любит! Он готов на все... Он
благороден и, слава богу, свою жену чистить картошку не заставит... А что
касается гнусной записки, которую притащила из парка моя благоверная
сестрица, так Бертик вам же сказал, что это подлог.
- Дай срок, я сама вас с этой Лелей сведу. Наговоришься всласть.
- Ах, мама! Это просто смешно. Вы меня пугаете какой-то несуществующей
Лелей, точно букой. А вы-то ее сами видели? Надежда, наверное, две пары
каблуков сносила, рыская по всему Красногорску.
- А ты не огорчайся, Вероида. Разыщем. Жаль, Надежда в парке промашку
дала - у студентов адреса не прознала. А пришли мы в институт - все на
каникулы разбежались... - Она помолчала и после паузы добавила: - Но ужин за
тебя я все-таки готовить не буду. Вот и весь сказ.
И Пелагея Терентьевна рассерженно удалилась на кухню.
- Придется тебе, Мартын, самому возиться с картошкой и мыть мясо, -
предложил Юрий. - Это будет оригинально: оператор-стажер за чисткой
корнеплодов.
- И почищу, - решительно сказал Мартын. - Бульба - мое любимое блюдо.
Вера пошла переодеваться, а он отправился на кухню, налил котелок воды,
засучил рукава. Пелагея Терентьевна подала ему кривой и длинный, как ятаган,
нож и с интересом стала наблюдать.
Юрий осторожно расчехлил свою съемочную камеру и увековечил друга за
приготовлением "любимого блюда". Услыхав жужжание аппарата, Мартын
оглянулся. Но было уже поздно. Ему оставалось только скорбно улыбнуться в
объектив.
Пелагея Терентьевна поправила пенсне и долго разглядывала Мартына.
Оператор поежился.
- Вот вам такую жену, как Вероида, - заплакали бы. Всю жизнь у плиты
простоите - снимать некогда будет... Может, оно и к лучшему? Вы же не делом
сейчас занимаетесь... Если бы я была вашей матерью... - и Пелагея
Терентьевна, резко сорвав пенсне с носа, ушла в комнату.
- Съемка продолжается, - раздраженно сказал Мартын. - Картошка есть,
кастрюля имеется, вода тоже кипит от нетерпения... Нет только главного
действующего лица. Вера, вы готовы?
- Чистите, чистите, я сейчас! - крикнула Вера.
- Подлог продолжается, - заметил Юрий. - Об ужине я уже не говорю, но ты
газифицируешь город раньше, чем это догадался сделать горсовет.
- Пока фильм выйдет, газ будет. Я верю в коммунальные темпы. А кроме
того, у меня сценарий, утвержденный и подписанный. Что ты все лезешь в мои
дела, товарищ Можаев? Вера, вы скоро?
- Ах, до чего нетерпеливы работники искусств! - провор* ковала Вера. -
Сейчас иду! Юрий закурил трубку.
- Не сваливай всей вины на Бомаршова. Учти, Март, что по делу о
лжесценарии ты проходишь как соучастник.
Вера вышла в новом платье.
Его раскраска напоминала перья павлина, а может быть, даже и жар-птицы.