Вдруг взгляд блюстителя порядка помрачнел и пополз куда-то в сторону.
Мартын и Юрий оглянулись. Улицу пересекала шумная компания гусей. Они шли,
как положено, гуськом и гусиным шагом, по невежеству своему не обращая
внимания на антигусиные знаки.
- Вы меня простите, - сказал милиционер, - но я должен навести порядок.
Согласно постановлению товарища Закусил-Удилова, с гусями надо повседневно
бороться. Приказано штрафовать гусевладельцев за каждую безнадзорную птицу
поштучно! Эх, до чего дошли - стыд один! Но служба...
И, спотыкаясь о выбоины старой булыжной мостовой, он побежал прямо на
пернатых нарушителей, оглушительно свистя и размахивая жезлом. Гуси дрогнули
и начали отступать.
Свернув на улицу 29 февраля и пройдя по переулку 1 апреля, операторы
вышли на небольшую улочку, которая вся была забрызгана белой известковой
баландой и заставлена ведрами. Старички-маляры, вчера еще мирно судачившие у
входа в москательный универмаг, ныне отдавали все свои силы покраске
родимого города. Очевидно, им платили с квадратного метра, так как они
красили в один слой и быстро перебегали от одного забора к другому. За ними,
перепрыгивая через потоки краски, двигался мужчина с холщовой сумкой через
плечо. Он нес ведерко с клейстером и помазок. Как только маляры кончали
забор, он вытаскивал из своего холщового колчана лист бумаги и молниеносным
движением наклеивал его. На заборе появлялось предупреждение: "ОСТОРОЖНО:
ОКРАШЕНО!" Поскольку процесс окраски был более трудоемким, чем процесс
наклейки, то человек с помазком, увлекшись работой, квартала на два обогнал
маляров. Только этим, очевидно, и можно было объяснить таинственное
обстоятельство: свежие наклейки "ОСТОРОЖНО: ОКРАШЕНО!" виднелись даже на тех
заборах, которые красились в последний раз лет двадцать назад.
- Лицо этого деятеля мне почему-то знакомо, - сказал Юрий, разглядывая
наклейщика. - Март, Посмотри внимательно: кто он?
Добродушнейшая улыбка всплыла на лице Благуши.
- Подражатель Шерлока Холмса, - сказал Мартын, - должен обладать
блестящей зрительной памятью. Это же наш старый друг Сваргунихин, из
облторга. Очевидно, ему пришлось переменить место службы...
- Это надо выяснить, - сказал Юрий. - Интересно, как вел себя Тимофей
Прохорович в сваргунихинском деле... Гражданин Сваргунихин, можно вас на
минуточку?
Но Сваргунихин даже ухом не повел. Он продолжал клейку своих
предостерегающих плакатов.
- Вот лицедей! - возмутился Юрий. - Ведь мы же знаем, что он великолепно
слышит! Идем!
Операторы направились к месту малярных работ. Тем временем конвейер
мастеров кисти и краски что-то застопорился. Старички, размахивая кистями и
бородами, сбегались к повалившемуся забору.
- Все разом! Эй, ухнем! - раздавались крики.
- Гнилой он, - оправдывался один из маляров. - Только я его кистью
тронул, как он - бултых! - и завалился.
- А ты не нажимай, не стену работаешь.
- Забор-недотрога, - заметил Юрий. - Как он стоял, никому неизвестно.
Одна из тайн кудеяровского горкоммунхоза!
Операторы подошли ближе.
Сооружение оказалось действительно весьма хрупким. Красить его было
невозможно: как только к нему прикасались, оно падало. Его поднимали,
ставили. Но как только дело доходило до покраски, забор немедленно принимал
горизонтальное положение.
- Такое добро, - сказал один из бородачей, - только выкрасить да
выбросить.
- А зачем тогда красить? - спросил Юрий. - Надо сразу выбросить.
- У нас уже восьмой забор нонче такой, - пояснил кто-то.
- Закусилов распорядился, чтоб в двадцать четыре часа в полное
благоустройство город привести. Приказал кистей и красок не жалеть.
- Первый раз в жизни такую работу произвожу, - закуривая самокрутку,
произнес самый моложавый из старичков-маляров. - Это же не покраска, а
разврат.
- Не надо было подряжаться, - мрачно молвил другой. - А раз подрядился,
то выполняй.
- Я обо всем куда следует напишу, - сказал Третий. - Это ж подумать,
сколько народных денежек втюкали в эту покраску!..
И старички, проявив смекалку, докрасили забор. При этом пятеро его
держали, а шестеро работали кистями. Потом его бережно подперли каким-то
прутиком.
- Ежели ветру сильного не будет, - сказал один, задумчиво глядя на дело
рук своих, - тогда, может, до вечера и простоит.
В это время к ним подошел Сваргунихин с помазком и клейстером.
- Не срывайте темпов! - крикнул он малярам и вынул из сумки плакат.
- Не трожь ты этот забор, - сказали маляры. - Стоит - и пусть его стоит!
- Кого? - спросил Сваргунихин, умакнув помазок в ведро.
- Хитро придумано, - улыбнулся Мартын. - Если так вот, на скорую руку,
покрасить город - это заметят только те, кто испачкается. Но если на каждом
шагу написано: "Осторожно: окрашено", про ремонт узнают все.
- Я поговорю с Удиловым, - сказал Юрий воинственно. - Я заснял несколько
кадров... Будет, что показать ему.
- Ну хорошо, запечатлел ты эту эпопею, - усмехнулся Мартын, - а тебе
скажут: "Нетипично, товарищ Можаев".
- Вообще-то факт единственный в своем роде, - сказал Юрий, - но для
некоторых руководителей типа Закусил-Удилова он вполне рядовой, обычный.
Операторы не успели сделать и двух шагов, как сзади раздался визг. Мартын
и Юрий оглянулись: забора уже не было. Только из-под груды досок торчали
ведро и помазок...
...В комнате, где обитал председатель правления артели "Наш ремешок"
Дмитрий Иоаннович Самозванцев, мебели почти не было. За длинным столом
сидело двое: на одном конце председатель, на другом плановик Ивонна
Ивановна.
Операторы стояли среди комнаты и переминались с ноги на ногу: сидеть было
не на чем. Самозванцев уступил им свою табуретку, а сам сел на краешек
стола.
Взгляд Дмитрия Иоанновича выражал ту разновидность скорби, которую
называют мировой. Три черных волоса были туго, как струны, натянуты на лысый