борьбу с тобой уходит, сколько нервов!
- Вот-вот, - не выдержав, вмешался один из кудеяровцев, - если кассир
этого же парка растратит семнадцать рублей сорок копеек, его под суд. А вы
угрохали тысячи рублей на липы и дубки, да еще ремонт парка влетит в
копейку... Я уже не говорю о благоустройстве: после вашего мелкого ремонта
Кудеяров стал нуждаться в капитальном!.. И что вы думаете? Ну, снимут его. И
все! Государство убытки из казны заплатит. Закусилу никакой ответственности!
Тут, граждане, какое-то недоразумение в уголовном положении.
- И Закусил об этом знает! - подхватила женщина. - Да что говорить-то! За
такие дела тебя народ возьмет да и переизберет! А кем ты будешь тогда?
- Что?! - заорал Закусил-Удилов. - Да за такие слова... Да это бунт!
Порицают действия исполнительных органов! Массовая агитация за свержение
меня! Откуда взялась эта гражданка? Не наша это гражданка, товарищи! Дайте
немедленно документы!
"А вдруг все-таки депутат? - угрюмо подумал Закусил-Удилов. - Вроде
где-то я видел эту старушечью личность".
Помидорные щеки и. о. немного поблекли от волнения.
- А у вас, гражданочка, есть полномочия со мной, как с представителем
исполнительной власти в городе Кудеярове, разговаривать в таком тоне?
- Есть полномочия, - кротко отвечала гражданка и, достав из кармана
своего полотняного пиджачка коричневую книжечку, вручила ее Игорю Олеговичу.
Если бы Закусил-Удилову было предъявлено любое удостоверение, даже
депутата Верховного Совета, он бы знал, как реагировать. Но взяв в руки
коричневую книжицу, он растерялся. Долго перебирал губами, кровь то
приливала к его толстым щекам, то отливала.
- Зайдите ко мне, пожалуйста, завтра в горсовет, - отдавая документ,
пробормотал Закусил-Удилов. - Я выслушаю ваши замечания!
И. о. предгорсовета, исподлобья глядя на окружающих, зашагал к своей
машине.
Пожилая женщина спрятала в кармашек коричневую книжицу.
Это был паспорт гражданина СССР, выданный Калинкиной Пелагее Терентьевне.
Фельетон семнадцатый
УТОПЛЕННЫЕ ИЛЛЮЗИИ
Личная купальня Закусил-Удилова была похожа на ярмарочный балаган:
дырявые фанерные стенки, брезентовый купол. Казалось, что смыло его речной
волной во время красногорского карнавала-маскарада, вынесло на стрежень да и
увлекло к кудеяровскому берегу. Здесь маскарадный балаган поставили на сваи
и окрестили купальней. А Виктория Айсидоровна приказала установить грозное
предупреждение: "ВПЛЫВ ПОСТОРОННИМ СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ".
Но сегодня в закусиловскую купальню пробрался один посторонний гражданин.
На воде, под дощатым полом балагана, как поплавок, покачивалась его голова.
Взор гражданина был устремлен в одну точку. Точка находилась на
противоположном берегу.
"Эх, - думала голова, - какой момент люди упускают! Сидит начальник
облторга на самом солнцепеке, и никто не догадается его лысину газетным
кульком прикрыть! Мельчают люди. Не то что мы, огонь, воду и сокращения
штатов прошедшие! Я, например, в солнечный день всегда с собой запасную
ермолку ношу! Начальник для меня самое дорогое, когда он улавливает мою
мысль".
Но Тимофей Прохорович Калинкин не улавливал мыслей Умудренского. Он был
поглощен соревнованиями по плаванью на первенство области.
Высокий крутой берег реки по количеству зрителей напоминал трибуну
стадиона. Тимофей Прохорович сидел несколько в стороне. Рядом с ним Юрий
Можаев готовился к съемке Нади Калинкиной, которая должна была участвовать в
четвертом заплыве. Благуша собирался снимать тот же заплыв с лодки.
Покрикивая на гребца, он метался вдоль водной дорожки в поисках наиболее
эффектной точки съемки.
Умудренского соревнования не интересовали. С тех пор как заговорщики
осрамились во время киносъемки и Сваргунихин вынужден был уйти с работы,
Умудренского не оставляли тяжелые предчувствия. При каждом звонке он
вздрагивал - ему чудилось, что его вызывает начальство, чтобы сказать ему
какие-нибудь нехорошие слова. Любое движение брови Тимофея Прохоровича
вызывало у него невроз желудка.
Желая во что бы то ни стало вернуть себе расположение руководства, начахо
решил переговорить с Тимофеем Прохоровичем по душам. Но где это сделать?
Нужна была случайная встреча в выходной день на нейтральной почве. Такой
почвой для Умудренского оказалась вода.
- Я встречу его на речной дорожке и поговорю с ним наедине, как пловец с
пловцом, - рассуждал начахо.
И вот он сидел под купальней Закусил-Удилова и ждал момента, когда
Калинкин поплывет к себе домой, на эту сторону.
"И нравится лысому черту тот муравейник! - непочтительно думал
Умудренский, не сводя глаз с любимого начальника. - То ли дело здесь, на
пляже, - интеллигентные люди, воспитанное общество..."
В этот день общество, собравшееся на даче, состояло из Викиных
родственников и номенклатурных знакомых.
Сидр Ерофеич Спотыкач, специалист в области томатных соков, член
редколлегии журнала "Помидорник-огородник" и родной папа Виктории
Айсидоровны, лежал под зонтом. В той же овальной тени нашел пристанище
двоюродный брат Вики - Николай Николаевич. Родственники и девушки называли
его ласково - Кока-Коля.
Глаза Сидра Ерофеича, скрытые под пенсне-светофильтрами, и глаза
Коки-Коли, спрятанные под темными, как донышка пивных бутылок, очками, были
устремлены на стеклянное дуло коньячного сосуда, торчавшее из песка.
В двух метрах к северо-востоку от зонтика восседали две дамы: дама, не
представляющая интереса ни с какой точки зрения, и дама, представляющая
интерес.
- Так вот, в этой самой переводной книге "Вдвоем лучше, чем втроем", -
сказала дама, не представляющая интереса, - выведен один герой. Он красив,
как полубог, и у него все зубы свои. Не то что мой Ваня... Иван Иванович
Иванов-Иванов походил на оплывшую свечу, В данный момент он стоял по
щиколотку в воде и растерянно шлепал толстыми губами:
- Мипфа, шмашматр прамшам...
- Миша, пошарьте правее, - перевела Вика.
- Сейчас достанем, один зуб я уже нащупал, - прошептал усатый Миша и,