глотнув воздуху про запас, снова скрылся под водой.
- Первый раз вижу, чтобы теряли челюсти во время купанья, - сказал худой
высокий мужчина в трусиках на застежке "молния" и с фотоаппаратом через
плечо. - Когда, Иван. Иванович, следующий раз будете принимать водные
процедуры, кладите зубы на полку.
Вода забурлила, закрутилась воронкой. Из омута показалось Мишино
покрасневшее лицо. Отдуваясь, он вышел на берег. Круглое лицо угодливо
улыбалось, и редкие волоски усиков, подсохнув, снова топорщились.
Разноцветные, словно у ангорского кота, глаза хитро поблескивали. Он вообще
так походил па кота, что когда открывал рот, все ждали, что сейчас раздастся
мяуканье. Даже собаки лаяли на него как-то. по-особенному, не так, как на
обыкновенных людей.
- Я вас, Иван Иванович, обслужу, - вполголоса заявил Миша. - Эту не
найдем - я вам новую челюсть достану, высший сорт. Это будет пахнуть
полусотней. Завтра же обслужу!
Слово "обслужить" в его устах звучало, как "обвести вокруг пальца". Он
говорил всегда очень тихо или шепотом, в от этого каждая фраза его
приобретала особую ценность и звучала заговорщицки.
- Миша, я всегда восхищаюсь вашим белорусско-балтийским акцентом, -
сказала Вика, сверкнув светофильтрами. - Но я вам уже не верю; вы обещали
давно мне устроить афганскую подушку-думку. В моей коллекции не хватает
именно такого экземпляра.
- Не делайте мне больно, - прошептал Миша, - у меня сердце не из
пластмассы, оно отвечает за мои слова. А я сказал: будет у вас и афганская и
эта... как ее?.. иранская. Это пахнет тремя сотнями. - Когда Миша говорил,
ангорские глаза бегали так, словно он читал в воздухе невидимую книгу.
...Умудренский натерпелся страху во время челюстно-спасательных работ.
Выяснилось, что никто из собравшихся, кроме Миши, плавать не умеет, и
поэтому ему пришлось лезть в воду. Начальник АХО боялся быть замеченным и
попасть в скандал. Поэтому когда Миша выныривал, Умудренский поспешно прятал
голову в воду, и наоборот: когда Миша скрывался под водой, голова начахо
всплывала, как мина.
Но вот Миша вылез на берег, и все пошли под зонт пить коньяк. Умудренский
облегченно вздохнул и прислонился к осклизлому якорному канату.
За час сидения под купальней начальник АХО, кроме простуды, получил ряд
сведений из жизни Виктории Аисидоровны и ее родственников.
Прежде всего ему стало ясно, что тощий фотограф и Миша никаких
родственных отношений с семейством Спотыкач не имеют. Одного пригласили для
съемок, другого - чтобы через него достать кожаное пальто для подарка
Закусил-Удилову. Из разговоров Умудренский понял, что сам Игорь Олегович
только что приехал на дачу и лег спать после ночного озеленительного аврала;
что оспу женщины, следящие за своей внешностью, прививают не на руке, а на
ноге, и что Закусил-Удилов в ближайшее время, несомненно, станет
предгорсовета.
Под мостом купальни бурлила жизнь. В щели между досками прорывалось
солнце, и его лучи, как биллиардные кии, ударяли в песчаное дно. Длинноногие
жуки фланировали перед самым носом Умудренского. Какие-то рыбешки
неизвестной породы то и дело тыкались мордами в колени начальника АХО.
Любопытный рак долго ощупывал большой палец левой ноги, и Умудренскому с
трудом удалось избавиться от его клешней. Какая-то лягушка-базедик
вытаращила на начахо свои глазищи, словно спрашивая: "А это еще что за
земноводное?".
Умудренскому стало жалко самого себя. "Им хорошо, - подумал он, - у них
жабры... А тут сидишь, как..."
Но подкупальные жители так и не узнали, с кем из них хотел себя сравнить
начахо: Умудренскому в, нос залетела не то мошка, не то мушка, и он
оглушительно чихнул; Чихнул и зажмурился от страха: вдруг хозяйка балагана
услышит? Когда же он вновь раскрыл глаза, то все было по-прежнему мирно,
если не считать разбежавшихся жуков и пропавшей неизвестно куда лягушки.
Умудренский посинел и весь дрожал. Ему хотелось на землю, к людям, но он
понимал, что это невозможно.
Пляж представлял собой часть дачного участка Закусил-Удилова.
Постороннему человеку появляться в пределах его владения не рекомендовалось.
Лучшего же места для перехвата Калинкина нельзя было найти. Приходилось
самоотверженно ждать. Проклиная любовь Тимофея Прохоровича к
водоплавательному спорту, Умудренский тоскливо наблюдал за противоположным
берегом.
Высокий правый берег то затихал, когда на водных аллеях разгоралась
азартная борьба, то грохотал аплодисментами, когда объявляли победителей.
- Заплыв сто метров брассом выиграла сотрудница Красногорского бюро
находок Надежда Калинкина! - объявил диктор.
Умудренский видел, как, вскочив на ноги, хлопал в ладоши Тимофей
Прохорович; как оператор в соломенной шляпе, подобравшись к судейскому
столику, снимал победительницу; как другой оператор, плававший на середине
реки в лодке, сам сел на весла и стал грести, держа курс на купальню.
"В гости едет, - подумал Умудренский, - наверное, выпить-закусить
захотелось. А хозяева-то зачокались, не замечают..."
Лодка была еще на середине реки, и гости Вики не обращали на нее
внимания: мало ли лодок бродит вокруг! Кроме того, атмосфера под зонтом была
накалена: Иван Иванович Иванов-Иванов просил Мишу продолжить поиски
стоматологического инвентаря, а дамы его темпераментно поддерживали.
- Выпьем под рыбку-шпроту. - чересчур бодро провозгласил Кока-Коля,
хватаясь за рюмку. - Лучше выпить что-нибудь, чем томатный сок, - и он
чокнулся с Сидром Ерофеичем.
- Я лично "за", - быстро согласился многоопытный член редколлегии.
- Нырнуть - это можно, - без энтузиазма сказал Миша, - но зубы все равно
я разглядеть не могу: вода мутная.
- Эти люди, - сказала жена Коки-Коли, дама, представляющая интерес, и
ногой показала на тот берег, - эти люди со своими заплывами взбаламутили
весь песок. Не понимаю, как можно так отдыхать и развлекаться! Собирается
большая компания совершенно незнакомых людей, портят друг другу нервы и
называют себя болельщиками. Наше счастье, что мы отделены рекой от этой
публики.
- Так в этой самой переводной книге "Вдвоем лучше, чем втроем", - сказала
дама, не представляющая интереса, - описывается одна героиня. Она красива,
как полубогиня, и он тоже.