Оказывается, что Лелькины подруги были в курсе наших взаимоотношений и,
увидев, что я и не собираюсь на этой гимнастке жениться, подняли шум. Но я
собраний и проработок не боюсь - у меня уже выработан иммунитет... Покаюсь,
ударю себя в грудь - простят, отпустят...
15 мая
Сима по-прежнему не хочет иметь со мной дела. Она, оказывается, все мои
телеграммы передавала мужу - этому грубому, некультурному человеку. Кто бы
мог думать, что у этой красотки-швеи такая бездна мещанских пережитков?!.
Муж ее уже встречался мне однажды и говорил какие-то неинтеллигентные
слова. Верный фаэтон спас меня и на этот раз от столкновения с вульгарной
средой! Но Сима, Сима! Ах!.. "Как я тебя любил! Тебе единой посвятил...
расцвет... расцвет..." Ну, дальше не так уж важно...
Папа кончил сценарий о семье Калинкиных. Правда, прошло два месяца со дня
получения заказа, но папа все время был занят разными мыслями и работой по
созданию литературы. Так что писался сценарий фактически за два дня! Вот что
значит гениальность!
Мы ездили вчера к этим Калинкиным. Застали только жену Тимофея
Прохоровича. Судя по фото, одна из дочерей, Вера, изумительная красавица.
Вот бы познакомиться!
Хотел к ним поехать сегодня, так сказать, для уточнения фактов, но
произошла неприятность в институте... Что-то много за последнее время
неприятностей Мне иногда кажется, что все вбили себе в голову, будто меня
надо перевоспитывать. Я, видите ли, типичный прожигатель жизни! Без пяти
минут чуждый элемент! Дошло до того, что меня - внесоюзную, неохваченную
молодежь! - вызвали на комсомольский комитет. Я пришел. Отказаться было
неудобно, могли подумать, что я боюсь общественности.
Задали кучу вопросов: почему я трачу столько денег, откуда я их беру и
что я буду делать, если вдруг папа прекратит экономическую помощь, и почему
папа не приходит в деканат, когда его вызывают, и т. д. и т. п.
Я разозлился. Папа, как известно, денег не ворует и поэтому своих доходов
не скрывает. А я - единственный сын. Те пять процентов налога на
бездетность, которые папа экономит на мне, не такая уж маленькая сумма.
Государство оставляет их специально на содержание ребенка. И я их беру у
папы! Следовательно, я получаю свои собственные деньги и никому ничем не
обязан!
- Отец пользуется правом на труд, а дети - правом на отдых, - сказал я.
Потом я хотел было объяснить этим заседателям, что если даже мой горячо
любимый единственный папочка завтра станет бессмертным классиком, то-есть
отдаст богу душку, то мне хватит заработанных им денег на восемьдесят лет и
семь месяцев (если даже я буду тратить вдвое больше, чем теперь).
Но комитетчики не поняли моего тонкого юмора, и чтобы вообще прекратить
этот разговор, я капитулировал по всем статьям, поклялся исправиться,
ликвидировать академическую задолженность, не пить, не курить, не быть
легкомысленным и т д. и т п. Проверенный способ - меня сразу отпустили. Но
заявили: если папа не приедет в институт, то институт приедет к папе. Что бы
это могло означать?
Эх, трудно жить, если все время приходится корчить из себя трудящегося...
29 мая
Был с папой на заседании. Обсуждались проблемы драматургии. Папа выступил
и призвал всех писать хорошо, на уровне Островского, Грибоедова и Гоголя.
2 июня
Черный день нашей семьи. О папе появился фельетон в областной газете.
Критикуют папу за отрыв от жизни и за дачу. Так о папе не писали с тех пор,
как он стал ведущим! Но па держится геройски: уже написал три опровержения и
пять писем...
У меня тоже неприятность: Леля никак не может поверить, что данное ей 1
апреля обещание жениться было обыкновенной традиционной шуткой... Ну, мне бы
только дотерпеть до той поры, когда она уедет, а там ищи меня свищи! Ее уже
распределили куда-то очень далеко. Я пообещал ехать вместе с ней. Но сказал,
что приеду потом...
8 июня
Вчера было очень бурное собрание писателей. Обсуждался газетный фельетон,
а потом выбирали бюро областной организации писателей. Папочку в бюро не
выбрали. Первый раз в жизни! Какое безобразие! Такого маститого писателя и
забаллотировать! Автора всеми одобренной в свое время драмы "Старый звон"!
Какие-то непонятные настали времена...
Особенно клеветали на папочку местные литераторы - его кровные враги.
- Они все хотят сесть в мои кресла и получать мои оклады, - сказал мне
папа потом.
Детский писатель Горшков, старинный папин недруг, кричал даже:
- Если бы вы, Дормидонт Сигизмундович, не были редактором альманаха,
членом редсовета издательства и членом бюро отделения Союза писателей, то
ваши книги никто не печатал бы! Произведения Бомаршова валаются на полках, а
в этом году запланировано опять восемь переизданий!
Папа встал и заявил:
- Я алмазный фонд нашей литературы! Меня критиковать нельзя - мое имя
упоминается даже в букварях! Гражданин нашей страны уже с детства начинает
верить в меня! Поэтому критика меня - это дезориентация советского читателя.
Того читателя, который воспитан на мне! Это низвержение основ! Нигилизм!
Злопыхательство! Забвение государственных интересов!
В общем кое-как папа отбился. Но тут выступил председатель правления и
сказал, что у Бомаршова якобы замашка помещика, феодала и т. д. Но папа и
тут не устрашился.
- В чем меня можно обвинить? - загрохотал он. - У меня пятнадцать человек
обслуживающего персонала - да. Ну так что же? Они у меня все члены
профсоюза, имеют свою низовую организацию, свой местком, свою ревизионную
комиссию... Собрание кончилось в три часа ночи. Вопрос о папе был перенесен
до выяснения обстоятельств. Петросянкин, Дамоклов и Гурмилло посоветовали
принять такую резолюцию: предложить папе перекрасить голубой забор нашей
виллы в розовый цвет, уменьшить высоту забора на двадцать сантиметров
(ремонт за счет литфонда) и уволить младшего садовника по сокращению штатов.
Кроме того, предоставить папе годовой творческий отпуск с сохранением
окладов.
10 июня, вечером.
Сегодня еду по улице и вдруг встречаю... Веру Калинкину! Я ее даже сразу
не узнал - так хороша! Еще интереснее, чем на фото! Глаза! Улыбка! Ножки! Я