объявляла статья.
- Передовик! - быстро оценил достижение П. Дамочкина и. о. предгорсовета.
- До чего добрился!
Потом Игорь Олегович долго знакомился с заметками сатирического отдела,
озаглавленного "Волосы дыбом".
Далее Закусил-Удилов долго изучал красочное объявление работы анонимного
художника: "ТРЕБУЙТЕ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ КИСТОЧКИ ДЛЯ БРИТЬЯ ВО ИЗБЕЖАНИЕ
ГИГИЕНЫ".
Брила его все-таки Муся Васильевна. Но уже как обыкновенного смертного, в
порядке живой очереди. Игорь Олегович вел себя так тихо, что у Муси это
вызвало дрожь в руках, и впервые за последние пять лет она совершила порез
щеки. Муся даже зажмурилась от ужаса, предугадывая катастрофические
последствия. Но... ничего не произошло.
- Товарищ Муся, - тепло проговорил Закусил-Удилов, когда ему прижгли
порез, - не в службу, а в эту самую... как ее?.. Ну, в общем выгляните на
улицу: нет ли там чего-нибудь необычайного?
Муся Васильевна вернулась и доложила, что все спокойно. Игорь Олегович
проворчал что-то про себя, а затем, освежив томатные щеки одеколоном и
рассчитавшись, поклонился онемевшим мастерам:
- Счастливо стричь и брить! Обеспечить население парикмахерскими услугами
- наша главная задача...
...Появление исполняющего обязанности предгорсовета на метеорологической
станции было неожиданным даже для местных прогнозистов. Всего лишь два дня
назад Закусил-Удилов подобно девятибалльному шторму обрушился на
метеостанцию и разметал в пух и прах всю службу погоды.
На этот раз Игорь Олегович был нежен и ласков, как майский ветерок. Он
подарил девушкам-лаборанткам букет ромашек. Попросил старичка-метеоролога,
которого все звали "вавоблаками", напрогнозить на ближайшие три дня
переменную облачность без осадков и при этом пояснил:
- Мне эти три дня, учтите, остро нужны...
Завоблаками, часто хворающий старичок с лирическим складом души, впервые
увидел грозного Закусил-Удилова и был им совершенно очарован:
- Какой симпатичный деятель! И как могут оклеветать человека! И самодур
он, дескать, и демагог. А он просто подозрителен, озирается постоянно,
высматривает кого-то...
До обеда Игорь Олегович, несмотря на отсутствие машины, побывал во многих
местах. В яслях при кондитерской фабрике он кричал "агу" младенцам,
источавшим ванильный аромат.
В часовой артели "Современник" любопытствовал, во сколько раз минутная
стрелка движется быстрее часовой и есть ли в питьевых баках остуженный
кипяток.
Возвращаясь в горсовет, Закусил-Удилов почему-то почувствовал себя
несколько неуютно. Кудеяровцы, которых он встречал по дороге, как-то
странно-насмешливо поглядывали на него, перемигиваясь друг с другом.
- Ничего, - говорил сам себе Игорь Олегович. - Хорошо смеется тот, кто
смеется последним! Будешь ты, Игорь, председателем горисполкома! Как удачно
получилось, что меня Вика предупредила.
Усевшись в тугое кожаное кресло у себя в кабинете, исполняющий
обязанности обрел душевный покой и тотчас повелел вызвать Сваргунихина.
- Ну, какие там последние известия? - спросил Закусил-Удилов. - Что обо
мне говорят?
- Да, как обычно, - колеблющимся голосом ответил Сваргунихин, - разное
говорят, ассорти, так сказать.
- Свеженькое узнай, сегодняшнее. Понял? Иди. Да побыстрее!
Сваргунихин так неслышно вошел в приемную, что секретарша и ее подруга из
бухгалтерии продолжали разговаривать и смеяться, не замечая его.
- Слушай дальше. Нашего временно председательствующего должны были
сегодня снимать операторы кинохроники. Прямо за делом - где он бывает, что
делает. Чтоб, значит, жизненно было. Как он это утром нынче узнал, так его
словно подменили. Везде был, со всеми говорил. Вежливый, тихий, ласковый...
- Искусство перевоплощения, - проговорила работница бухгалтерии. - Нам бы
его в наш драмкружок на роль...
Заметив Сваргунихина, работница бухгалтерии схватила секретаршу за руку.
- А-а, - махнула рукой секретарша, - он не слышит.
Сваргунихин бесшумными шагами прошел через приемную и закрыл за собой
дверь.
"Большая неприятность, - подумал он. - Когда все смеются над одним, то
одному плохо".
Из-за двери финотдела донесся взрыв хохота, и Сваргунихин, как булавка к
магниту, прилип к замочной скважине своим большим, как капустный лист, ухом.
- Но вы послушайте самое забавное. Ходит он этак по городу, сам на себя
не похож, разговаривает не своим голосом и озирается по сторонам: когда же,
мол, меня снимать будут на всесоюзный экран? Поскорей бы! Уж больно надоело
полдня исполнять обязанности хорошего Человека. А операторы-то, говорят,
утром из Кудеярова уехали! Отбыли в неизвестном направлении и горсовету не
доложились. Ничего не поделаешь - не подчинены!
Сваргунихин почувствовал слабость в ногах и пошел в свою комнату. Столы
были пусты - очевидно, все собрались в финотделе.
"Теперь председателем ему не быть... Он рассчитывал, что его для кино
снимут, а его с работы... - думал Сваргунихин. - Уде больно он за последние
дни выказал себя. Что же мне теперь делать-то?"
Он подошел к окну. Наискосок от исполкома, возле фотоателье, толпились
смеющиеся прохожие: фотографы изымали из витрин крупногабаритный портрет и.
о. председателя горисполкома.
"Дипломаты, - подумал завистливо Сваргунихин. - Снимают на всякий
случай... А мне как быть? Впрочем, кажется, имеется одно запасное
местечко..."
Сваргунихин торопливо снял трубку телефона и набрал номер. Оглянувшись на
дверь, он вполголоса спросил:
- Дача Бомаршова! Три пятнадцать, два звонка. Управляющего. Петя? Это я.
Сваргун. Твоему хозяину еще нужен агент по снабжению? Или, как там
по-вашему, по-литературному, закупщик, что ли? Имей меня в виду. Да,
обстоятельства изменились. Между нами... - Сваргунихин еще раз оглянулся и,
почти засунув трубку в рот, прошипел: - Закусил на низ пойдет в ближайшие
дни. Ясно? Петя! Помни обо мне.
Едва Сваргунихин успел положить трубку на место, как в дверь заглянула