- А я своей матери не боюсь, - сказал Никита Малинкин.
- Я не о матери, - сказал Николай. - Я о Ксении Николаевне. Что она обо
мне сейчас думает?
Три Н закручинились.
Если многие старые производственники не знали молодого редактора
многотиражки близко, то комбинатовская молодежь считала Арзамасцеву своей
наставницей. Арзамасцева раньше была начальником учебно-производственного
цеха. И сотни нынешних мастеров кожевенною дела получили путевку в жизнь
именно из ее рук. Ребят она знала так хорошо, что безошибочно определяла
участников любой шалости, совершенной "неизвестными учениками". Так,
например, случай с мостками на стадионе для нее не был загадкой. Конечно,
это сделали Калинкин, Малинкин и Ягодкин.
- Что-то она обо мне думает? - повторил Николай.
- Ты не ной, - сказал Малинкин, - сам виноват. Она здесь была, тебя
искала. Зачем испугался? Она трусов не любит.
- А на комитет не пойдешь, - сказал Никифор, - второй раз трусом будешь.
- Еду, еду, еду к ней... - запели в комнате № 15,
- Хватит! - сказал чечеточник и отбил па, известное среди любителей под
названием "последний нонешний денечек", - Мне танцевать не дают, а ты
поешь...
- Я вас, артистов, перевоспитаю, - сказал третий, шумовик. - Будете
всякие там тцнцен-манцен в клубе делать. Может, я желаю над собой работать в
тишине...
- Ага! - раздался голос вахтера дяди Кости, и он вошел в палисадник. -
Обнаружены на месте! Покушение на нарушение! Чего прячетесь? Вот тебе,
Калинкин, записка от Ксении Николаевны!
Друзья развернули бумажный фантик:
"Коля! Успокойся! Все знаю, рекомендацию тебе дам я. Не опоздай на
комитет. Арзамасцева".
ХОЖДЕНИЕ ПО МУХАМ
Тропинка плела на крутом бедре холма заячьи петли. Внизу, отражая
небесную синь, голубела река, и казалось, что по ней идет лед - такими
белоснежными были облака, плывущие в небе.
Народный тенор Красовский стал спускаться с обрыва первым.
Капитан-китолов Маломедведицын замыкал шествие. В середине шариком катился
Поплавок и едва переставлял ноги Умудренский. Его галифе трепетали на ветру,
как паруса. И было страшно, как бы ветер не задул сильнее и не сбросил их
владельца вниз, в пучину вод.
Маленькая рыбка,
Золотой карась, -
замурлыкал тенор, забыв о том, что его голос - народное достояние, -
Где твоя улыбка,
Что была вчерась,..
Сначала все шло хорошо. Заветные места оказались свободными от местных
конкурентов. Рыба гуляла по дну непугаными табунами. Красовский впал в
оптимизм и официально объявил, что идет на побитие рекорда по карасям.
Умудренский же, рыболов поневоле, предпочитал рыбу в копченом, соленом и
фаршированном виде. Он сидел, ухватившись за удочку обеими руками, и пожирал
глазами поплавок. В глубине души Умудренский был доволен, что ни у кого не
клюет. Это уравнивало в правах его, новичка, и опытного удильщика
Красовского.
- Лучше пескаря в руки, чем кита в море, - нервно бормотал
Маломедведицын, водя удилищем.
За час великого сидения только Поплавок вытащил микроскопическую рыбку.
А рыба в реке бродила толпами. Она все время ходила вокруг да около
крючков, не проявляя почему-то горячего желания к их заглатыванию.
Умудренскому движения рыбьих ртов казались зевотой. И от этого ему
захотелось спать.
"На данном этапе любовное отношение к удилищу для меня самое дорогое! -
подбадривал себя Умудренский. - Не дай бог заснуть! Расположения лишусь!"
- Хватит! Я перехожу на ловлю голавлей и вызываю всех на соревнование! -
хлопнул себя по коленке тенор - Но голавль берет в основном на муху. Вот,
глядите, сидит муха.. Я ее.. есть! Теперь на крючок, так...
И только крючок канул в воду, как удилище забилось в конвульсиях. Раз!
Рыбешка, словно струйка ртути, мелькнула в воздухе.
- Все, более или менее, ясно, - сказал Поплавок. - Но мух что-то
маловато... Их скорее менее, чем более...
- Я достану, - радостно сматывая удочку, проговорил Умудренский - Я,
персонально, пойду в Горелово и наберу там целый килограмм мух.
- А почему именно ты? - спросил Поплавок. Но Умудренский уже обдумал все
- он не боялся упреков в подхалимаже.
- Кому же еще? - невинно переспросил он. - Товарища Красовского все знают
- проходу не дадут. Товарищ Маломедведицын опять же человек грандиозной
популярности. Вам я бы не советовал: все-таки почти засекреченный работник,
не будет ли тут притупления бдительности с вашей стороны? Вот и выходит,
кроме меня - некому. Улавливаете мою мысль?
- Улавливай мух, да поскорее! И лучше более, чем менее, - одобрил идею
Поплавок. - Быстро! Понял?
Но Умудренский, делая вид, что спешит, уже взбирался в гору.
На душе у него было радостно: не придется сидеть с удочкой в руке и
ударять лицом в грязь. Охоту за рыбой Умудренский считал монополией
малолетних бездельников и скучающих ответработников. Находясь в
промежуточной стадии, он с удовольствием взялся за оперативное задание, где,
как ему казалось, он сможет сверкнуть талантом.
- Дам сейчас мальчишкам в деревне по двугривенному, - рассуждал
Умудренский, - и тысяча отборнейших мух обеспечена! А я буду тем временем
попивать холодное молочко в тени яблонь.
Тропинка шла через поле. Вдали краснели крыши Горелова. Где-то вверху,
казалось в самой стратосфере, пели жаворонки. Столько красоты было в этом
полевом приволье, что даже хладная душа Умудренского умилилась.
"Плохо же мы знаем природу, - думал он. - Сидишь в городе, занимаешься
сложными проблемами, а природу как-то не замечаешь... А вот ведь какая
красота крутом... Эх!.. Ух!.. Ах!."
Если бы Умудренский обладал феноменальной памятью, то он обошелся бы без
междометий Он просто вспомнил бы частенько мелькающие в субботних номерах
газет "Уголки фенолога".