новобогатовцев обещало прибыть на именины родного села.
- Красивая жизнь! - восхищенно сказал Прохор Матвеевич Калинкин. - Я,
персонально, больше писем не пишу! К чему? У меня дочка на телефоне!
...Телефон убил эпистолярный жанр!
Фельетон двадцать седьмой
МАТВЕЕВИЧ, ПРОХОРОВИЧИ И АНДРЕЕВИЧИ
Обязанности гонцов, курьеров и фельдъегерей в семье Калинкиных обычно
исполняли три Андреевича: пятилетний Илья, шестилетний Алеша и семилетний
Никита.
- Богатыри! - бросал клич Прохор Матвеевич. И перед ним, как из-под
земли, вырастали внуки,
Доспехи Ильи состояли из трусов и сучковатой сабли. Алеша за неимением
доброго коня сидел верхом на палке. Никита являлся с неизменной морковкой в
зубах. Воинственные порывы младших братьев были ему чужды. Вероятно, у него
в натуре имелось что-то вегетарианское. Он любил морковь, как кролик, и
постоянно ходил с желтым ртом.
- Ты, Никита, бегом в библиотеку! Сдай вот эту "Зарю над черноземом", а
взамен что-нибудь такое с глубокой вспашкой жизни возьми. Ты, Алеша, заскочи
в клуб - узнай насчет лекции. Если опять из Красногорска товарища Поплавка
прислали, то я лучше спать дома буду. А тебе, Илья, самое ответственное
задание: разыщи бабушку. Пусть скорее домой идет, Дед, мол, скажи, в избе не
кормлен, не поен сидит!
- Деда, а ты нам за это вспомнишь про Ивана Грозного? - спрашивал Никита.
- Вспомню.
- Ты пожилой, дедушка? - домогался Алеша, - Ты много видел?
- Много, - соглашался дед.
- А Петра Первого? - не унимался Никита. - Ты его помнишь, деда?
- Как сейчас, - нетерпеливо шелестел бородой Прохор Матвеевич. - Только
не задерживайтесь, богатыри! Выполняйте приказ!
Андреевичи, восхищенно гогоча, убегали.
Сегодня на внуков был спрос, как никогда: то надо было встречать дядю
Тимофея и дядю Володю; то мчаться вскачь на коммутатор к тете Оле и
передавать ей записки; то встречать тетю Веру и тетю Лизу... Андреевичи,
браво справившись с заданиями, вертелись подле стола. В их взглядах,
устремленных на сахарницу, светилась тайная надежда.
Сегодня Прохор Матвеевич и Пелагея Терентьевна принимали поздравления по
случаю пятидесятилетия со дня бракосочетания. Юбилей отмечался, так сказать,
в рабочем порядке. Основные торжества были перенесены на послеуборочный
период.
Выставив никелированный живот, украшенный медалями, на столе шумно дышал
самовар. Пелагея Терентьевна, как обычно, творила одновременно массу дел.
Она наблюдала за производством ватрушек, расцеловывала прибывающих детей,
отглаживала внукам свежие штаны, критиковала в хвост и гриву местную
конеферму. Кроме того, она успевала присматривать за столом и не давала
пустовать чашкам гостей.
Прохор Матвеевич восседал в красном углу и любовался потомками. Он был в
своем повседневном полувоенном кителе, при двух медальных планках. Известная
всей округе калинкинская борода свисала, как сталактит. Прохор Матвеевич
весело курил трубку, подаренную Тимофеем. Дым растекался по усам, и от этого
они казались втрое длиннее.
- А мой курительный агрегат дает дым куда большей густоты, - сказал Юрий.
- Это я вам говорю, как курильщик курильщику! Смотрите!
Можаев пыхнул трубкой и мгновенно, как волшебник, исчез в клубах дыма.
Когда завеса рассеялась, Юрия на прежнем месте не оказалось: он уже влез на
печку и оттуда в поисках точек съемок прицеливался киноаппаратом. Обычно
этим делом занимался Благуша. Но ныне Мартын был хмур и задумчив, словно его
уже проработали на художественном совете, Слишком большие запасы нервной
энергии были израсходованы на ожидание пленки и Юрия. Озабочивал его и
регламент съемки. Тимофей с Владимиром, приехавшие накануне, после обеда
собирались уезжать. Елизавета торопилась па концерты в соседние села. Двое -
Андрей и Феликс - вообще отсутствовали. Андрей Прохорович вместе с
делегацией богатовцев изучал экспонаты Всесоюзной сельскохозяйственной
выставки, а Феликс Прохорович поднимал последние гектары целины.
Когда Мартын уже полностью разочаровался в жизни и побежал па почту
телеграфировать о пропаже оператора кинохроники Можаева, он встретил машину.
На ней, развив недозволенную скорость, ехали Юрий и Николай.
- Отыскался след Самозванцева! - объявил Юрий. - На комбинате такие
подкожные дела обнаружены! Я тебе потом расскажу все детективные детали...
Мартын ходил мрачнее тучи. Его морально угнетал тот факт, что картина уже
зарезана на корню. И в глубине, на самом донышке души, Мартын считал, что
сейчас, вместо того чтобы поснимать последние кадры, самое подходящее время
извиняться перед Калинкиными за причиненные им бессмысленные хлопоты. И
только частые встречи с глазами Надежды поддерживали его иссякающее
мужество.
Юрий же по-прежнему воинственно попыхивал трубкой, был бодр и аккуратен.
- Товарищи Калинкины! - объявил он. - Еще один последний кадр, и
кинолетопись окончена моя! Так соберитесь хоть на пять минут вместе! Где
Тимофей Прохорович? Куда ушла Ольга Прохоровна? Прохор Матвеевич, обеспечьте
явку детей!
- Богатыри! - воскликнул глава семейства. Три Андреевича явились
немедленно.
- Хотите расскажу, как я видел Александра Невского?
- Угу! - дружно выразили согласие Андреевичи. - Тогда отыщите дядю Тиму и
тетю Олю! Только быстро!
Внуки умчались.
- Мартын, иди сюда! - сказал Юрий. - Мам повезло: мы встретили очевидца
Ледового побоища!
- Для своих семисот лет Прохор Матвеевич неплохо сохранился, - восхищенно
заметил Мартын.
- Дивлюсь я на нынешнее поколение, - начал Прохор Матвеевич, разглаживая
бороду, - наивности в нем много... Почему-то все считают так: раз у человека
борода, значит он должен помнить всю старину. Один корреспондент целый день
допытывался, помню ли я Николая Алексеевича Некрасова. Я ему говорю: "Нет,
сынок, не помню". А он мне: "Припомните, папаша, получше, иначе у меня очерк
не получится". Вот и внуки пристают: расскажи да расскажи... То про