- Тетка Трындычиха дяде Тимофею какую-то бумажку передала, а он сразу
ка-а-ак нахмурился! - дожевывая очередную морковку, сообщил Никита.
Тимофей в дом не вошел. Он остановился в палисаднике, под окном.
- А где Вера? - спросил Владимир Прохорович. - И почему у тебя такой вид,
словно ты явился на гражданскую панихиду?
Тимофей молча протянул Владимиру сложенную треугольником записку.
Владимир быстро пробежал ее. За его спиной сгрудились Остальные
Калинкины.
- Вот это поворот, - ахнул Владимир. - Слушайте:
СПЕШУ В КРАСНОГОРСК ЗАСТАТЬ АНДЕРТАЛЬЦА - ОН ТАМ ПО ПУТИ В СОЧИ.
ВОЗМОЖНО, УЕДУ НА КУРОРТ. НАДО УСТРАИВАТЬ СВОЮ ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ. ТЫ МЕНЯ ВСЕГДА
ПОНИМАЛ, ПОЙМЕШЬ СЕЙЧАС. НЕ МОГЛА ПРОСТИТЬСЯ. ЕДУ ПОПУТНОЙ МАШИНОЙ. ОЧЕНЬ
СПЕШУ. ЦЕЛУЮ. ВЕРА.
- Да, как-то не педагогично получилось, - задумчиво Произнес Юрий, -
как-то не воспитательно...
- Это я виноват, - тяжело вздохнул Владимир. - Слишком резко, грубовато
как-то вышло с этими фотографиями.
- Да при чем здесь твои фотографии? Это все мелочь, - мрачно сказал
Тимофей. - Тут мы со Стасей виноваты.
- Если бы я была ее матерью, - печально сказала Пелагея Терентьевна, - но
я ею не была...
- Как говорят у нас в Виннице, - тихо молвил Мартын: - "Хто дитям потаче,
той сам плаче".
- Давайте, - предложил Владимир, - я ее в два счета на своей мотоциклетке
догоню! А можно сейчас же позвонить ко мне на перекресток. Там машину
задержат!
- Тут дело не такое простое. Ну покаялись, ну, виноваты... Что вам, легче
от этого? А что дальше делать? - задумчиво произнес Прохор Матвееич, -
Давайте устроим совет.
- Март, приготовься! - скомандовал Юрий, приободрившись. - Пора за дело.
Вот этими кадрами семейного совета мы и кончим фильм! Начали! Пошли!
Фельетон двадцать восьмой
КОГДА ГОРЯТ НЕСГОРАЕМЫЕ
В зале заседаний художественного совета студии зажегся свет. Только что
окончился просмотр нового фильма "Красногорское руно", созданного
Протарзановым. Наиболее ревностные поклонники Виктора Викторовича бросились
к нему.
- Мэтр! Это гениально! Вы навечно врубили себя в историю кино! Кадры, где
овца смотрит на каракулевое манто и плачет, это... это Левитан плюс
Айвазовский! Море чувств! Какое счастье быть вашим учеником!
- Спасибо, друг мой Власий! Ценю порыв души!
- Дорогой Протарзаношвили! От имени науки приношу благодарность
искусству! Хватадзе сам не думал, дорогой, что красногорский барашек такой
артист. По этому поводу у Хватадзе в лаборатории будут большой шашлык
делать, большую бочку кахетинского пить! Приезжай - гостем будешь.
- Весьма признателен, Гавриил Автандилович! Весьма!
- Виктор Викторович, - наклонился к протарзановскому уху сосед,
заместитель директора по хозчасти. - После кого мне выступить?
- Вы шепчете так тихо, что я ничего не слышу.
- После кого мне...
- Да не орите вы на весь зал! Шишигин как смотрел фильм? Улыбался?.. А
Валаамов? Хмурился?.. Значит, оба довольны! Тогда вы можете начинать первым.
Вы ведаете всем студийным хозяйством, считаетесь человеком со вкусом, а
главное - имеете свое мнение...
- Если нужно первым, я выступлю первым.
- Нельзя так демонстративно шептаться! Издали кажется, что вы меня
целуете в ухо.
- Я выступлю первым, Виктор Викторович!
- Да не вопите вы так! На нас смотрят! Протарзанов оглядел зал и словно
укололся о насмешливый взгляд Юрия Можаева.
"Я с тобой еще посчитаюсь, - подумал Протарзанов. - Розовый ангелочек
сыскался... Подстрижем крылышки..."
- Мэтр кроток, словно увековеченные им овечки, - проговорил Юрий. -
Взгляни-ка, Март! Витя в тигровом галстук формирует отряды поддержки. Ты
видел, как он шептался с главным завхозом?
Заместитель директора по хозчасти, человек, не поддающийся описанию,
отошел от Протарзанова с независимым видом. Он занял свое место среди членов
художественного совета, вклинившись между Шишигиным и Валаамовым. Он
выступал в роли прослойки и амортизатора. Сидя между ними, он имел задание
препятствовать возможному сговору этих ненадежных коллег.
Оглядев зал, Виктор Викторович решил, что наступил момент для
камертонного выступления.
Не поддающийся описанию администратор уловил подмигивание благодетеля и
вскочил с места. Размахивая руками, словно расчищая дорогу своим словам, он
безостановочно заговорил:
- Почему сегодняшний день можно считать праздником киноискусства? Потому
что впервые человек, вооруженный съемочной камерой, проник так глубоко в
психологию парнокопытных! Кто мог подумать, что скромная овца, которую мы до
сих пор знали по брынзе, плову и шерстяным тканям, существо с голь
эмоциональное?! Совершенно справедливо поступил наш уважаемый и постоянно
растущий Виктор Викторович, что не позволил ничему другому, второстепенному,
встать между зрителем и овцой...
- Это вы верно схватили, - с места сказал Валаамов. - Человек у него за
кадром. Овца, значит, царь природы?
- Товарищ Валаамов, - и оратор так энергично замахал руками, будто хотел
вогнать критические слова обратно в режиссера, - товарищ Валаамов пытается
умалить высокие достоинства.
- Нет, почему же? - великодушно возразил Валаамов. - Картина смотрится,
качество съемок безукоризненное.
- Вот именно, - обрадовался замдиректора. - Безукоризненно! Обратите
внимание на пейзажи! Тишина ущелий, нарушаемая лишь нежным бараньим
блеяньем! Какая высокая культура съемки! Какая правдивость обстановки! Как
это величаво и поэтично!
- А нельзя уточнить, - вдруг вставил слово Шишигин, - в каком веке
происходит действие фильма?