ко лбу. -- Меня посетила и впрямь гениальная мысль. Без сомнения, это от
бренди. Устройте тонтину для своих оболтусов, но договоритесь, что деньги
достанутся тому, кто последним женится. Женитьба, смерть -- в сущности одно
и то же.
(Мортимер Байлисс сорок три года прожил холостяком и собирался таковым
умереть.)
На этот раз ему удалось заинтересовать слушателей. Миллионеры загудели.
Сообразительный миллионер тут же принялся растолковывать
миллионерам-тугодумам.
-- Если каждый из вас вложит по пятьдесят тысяч, исходный капитал
составит более полмиллиона, а...
-- С капитализацией процентов... -- промурлыкал Дж.Дж.Бэньян, смакуя
слова, словно марочный портвейн.
-- В точности так. Все эти годы будут идти проценты. Ко времени выплаты
набежит миллион. Достойный выигрыш, а теряете вы, самое большее,
первоначальную ставку, которую вы так и так потеряете, когда грянет кризис.
Как сказал кто-то из современников Тиберия: "Этот мыльный пузырь (Рим, то
есть) раздулся настолько, что лопнет от первой же встряски". То же будет и
здесь, мои дорогие, грядет кризис, да такой, что у вас коронки послетают с
зубов и мозжечок уйдет в пятки.
Загудели возмущенные голоса. Конечно, Мортимер Байлисс -- записной шут,
но всему есть предел. Даже Дж.Дж.Бэньян прикусил губу.
-- Ну знаете, Морт!
-- Ладно. Мое дело предупредить. Прострелите мою старую седую голову,
но теперешнее безобразие -- ненадолго. Гадаю по спитой чайной заварке. Мое
скромное состояние надежно вложено в государственные облигации, что и вам
советую. Когда цена любой грошовой акции взвинчена в десятки раз, рано или
поздно случится обвал. Вот я и предлагаю устроить тонтину для сыновей, чтобы
хоть одному бедолаге не побираться на вокзале. Разумеется, я не знаю,
насколько плутократы доверяют друг другу -- вероятно, ни на йоту, и
правильно, -- но мне доводилось слышать, что джентльменское соглашение вы
соблюдаете. Так это, Дж.Дж.?
-- Конечно, так. Джентльменское соглашение! Это святое.
-- Думаю, вы понимаете, что нужно держать язык за зубами. Только
намекните, чего лишат священные узы, и вы получите одиннадцать закоренелых
холостяков. Генрих XVIII и Брайен Янг остались бы безбрачными, узнай они,
что зов сердца обойдется им в миллион зеленых. Ну вот, мое дело --
предложить.
Мортимер Байлисс обвел собравшихся ненавидяще-презрительным взглядом,
сверкнул моноклем, подлил себе коньяка и откинулся в кресле -- ни дать, ни
взять Мефистофель, только что предложивший перспективному клиенту интересную
сделку. В наступившем молчании можно было бы услышать, как упала акция.
Нарушил его Дж.Дж.Бэньян.
-- А что, -- сказал он, -- по-моему, наш друг Морт советует дело.
2
Прекрасным летним утром солнышко не жалело сил на лондонское предместье
Вэли-Филдз, милостиво озаряя обсаженные деревьями улочки, ухоженные садики,
старинные ворота и вознесшиеся ввысь телевизионные антенны.
И правильно делало: в Англии вряд ли сыщется более приятный пригород.
Здешний житель, майор Флуд-Смит, назвал его как-то в письме "благоуханным
оазисом". Майор писал в "Южно-Лондонский Аргус" о зверствах местного
Департамента по налогам и тарифам, письмо отдал кухарке, та забыла
отправить, нашла через три недели в комоде и сожгла в печи, а издатель все
равно бы не напечатал, поскольку оно шло в разрез с линией, которую "Аргус"
неуклонно отстаивал; однако -- подчеркиваем -- в словах о "благоуханном
оазисе" майор был совершенно прав. Он попал в точку, угадал самую суть и
подметил исключительно верно.
Другие предместья гордятся шикарными магазинами, площадками для катания
на роликах, кинотеатрами; Вэли-Филдз специализируется на цветах и траве.
Каждую весну здесь сеют больше семян, вытаскивают больше газонокосилок,
берут напрокат больше садовых катков и покупают больше патентованной смеси
от зеленой тли, чем в любом другом населенном пункте по южную сторону Темзы.
Отсюда то сельское очарование, из-за которого -- воспользуемся еще раз
выражением майора Флуд-Смита -- сдохни, не поверишь, что до площади
Пикадилли всего семь миль (а по воздуху и вообще пять). Когда выходишь из
пряничного вокзала, кажется, что эти-то края и навели Теннисона на мысль об
острове-долине Аваллон, где не падет ни дождь, ни снег, ни град, где даже
ветр, и тот неслышно веет.
Из всех прелестных уголков Вэли-Филдз (а их так много, что и не
перечислишь), старожилы с особой гордостью показывают "Тутовую Рощу" --
тупичок сразу за Розендейл-род, утопающий в сирени, миндале, боярышнике,
рябине и золотом дожде. Его-то солнце и озаряло сегодня с особенной любовью.
В дом, который романтик-строитель назвал "Лесным Замком", лучи попадали
сквозь уютный садик и, вспыхнув на стеклянной двери, освещали, среди других
занимательных вещей, "дружную семейку" в горшке, ходики с кукушкой, пленную
канарейку, аквариум с рыбками, фотографию замечательно красивой девушки в
серебряной рамке, подписанную "С любовью, Элейн", и другую фотографию, в
парной рамке, запечатлевшую пожилого господина с длинной верхней губой и
нависшими бровями, автора строки "Искренне ваш, Аффенхем". После долгого
пути солнечный луч отдыхал на дородной фигуре Огастеса Кеггса, отставного
дворецкого, устроившегося в кресле почитать "Таймс". На газете стояло "20
июня 1955".
Двадцать пять лет и девять месяцев, прошедшие с обеда у Дж.Дж.Бэньяна,
унесли и хозяина, и почти всех его гостей, но едва коснулись Кеггса. Ученые,
возможно, знают, почему дворецкие не старятся, как мы, во всяком случае --
внешне. Кеггс, примостивший ноги на скамеечку и посасывающий легкую сигару,
выглядел почти в точности как четверть века назад.
Страница 2 из 51
Следующая страница