Что-то не так. Вудхауз Пэлем Грэнвил

сердце.

-- Нет, очень странно, все-таки! Кто ты и кто -- я? Я спрашиваю: "Чем
ты заслужил это, Уильям Куокенбуш Холлистер?"...

-- Уильям что Холлистер?

-- Вина не моя, а крестного. Думай просто "К". Так я спрашиваю: "Чем
заслужил?" и отвечаю: "Ни черта не заслужил". Однако, раз ты говоришь... Что
ты делаешь с этой губкой?

-- Собираюсь обмыть тебе голову.

-- Господи, сейчас не время мыть голову! Я хочу сказать, если найду
слова, что я о тебе думаю. Ты -- замечательная.

-- Ну, что ты! Я самая заурядная.

-- Вот уж нет. Ты прекрасна.

-- Раньше ты так не думал.

-- Чего ты хочешь от мальчишки, не способного отличить правую руку от
левой? Расскажи мне, кстати, о своей красоте. Когда ты начала ее ощущать?

-- Думаю, я стала походить на человека лет в четырнадцать. Когда сняли
железяки.

-- И очки?

-- И очки. Астигматизм исправился.

Билл подавил вздох при мысли о том, как много он потерял. Они сидели в
кресле лорда Аффенхема, довольно просторном, словно нарочно сделанном для
тех, кто не прочь устроиться рядышком. Со стены на них благодушно смотрела
фотография лорда Аффенхема в какой-то странной форме, словно говоря:
"Благослови вас Бог, дети мои".

-- Когда тебе было четырнадцать, я шагал по Нормандии к Парижу с армией
освободителей.

-- Крича "O-la-la"?

-- Да, и еще "L'addition". Все говорили, это очень помогает. Не ерзай.

-- Я не ерзаю. Я встаю. Сейчас я вымою тебе голову.

-- Я не хочу мыть голову.

-- У тебя огромная шишка.

-- Пустяки. До свадьбы заживет. Впрочем я рад, что это не случилось
раньше, когда милорд Аффенхем был моложе и сильней.

Лицо Джейн вновь обрело холодную суровость.

-- Не упоминай при мне этого человека. Его место в психушке.

-- Чепуха. Не желаю слышать ничего дурного о дяде Джордже. Пути его
неисповедимы, дела его чудны, но плоды они приносят.

-- Все равно, его надо освежевать тупым ножом и окунуть в кипящее
масло. Чтоб запомнил. Почему всякого, кто желает с нами породниться,
обязательно надо бить табакеркой?

-- Ты не уважаешь традиции? Впрочем, я понимаю. Когда-нибудь попадется
тонкокостный ухажер, и старый филантроп предстанет перед судом за убийство.

-- Не будет больше ухажеров, сестры Бенедик иссякли. Как кролики. Их
больше нет.

-- Ладно. Я получил ту сестру, которую хотел.

-- Видел бы ты первую!

-- Что?

-- Ну, первую, Энн.

-- А, некрасивую!

-- Вот уж нет. Она -- редкая красавица.

Билл не сдался.

-- Любая твоя сестра, будь она Клеопатра, Лилиан Гиш и Мэрилин Монро в
одном лице, для меня -- некрасива. И вообще, сомневаюсь, чтобы Энн мне
понравилась. Вся в пиявках! Кстати, разреши спор, она -- миссис Джеф Миллер
или миссис Уолтер Уиллард?

-- Джеф Миллер.

-- Долго он был с ней знаком?

-- Нет.

-- Значит, у меня преимущество. Я женюсь на своей детской любви. Куда
романтичнее.

-- На детской любви?! В Мидоухемптоне ты на меня и не смотрел.

-- Мы уже с этим разобрались. Ты была кикиморой.

-- Значит, все дело в моей внешности?

-- Еще чего! Давай проясним это раз и навсегда. Я женюсь на тебе за
твою стряпню, и буду строго следить, чтоб она оставалась на высоте. Кстати,
раз уж мы решили похоронить прошлое, как насчет Твайна? А, то-то же, прячешь
глаза и шаркаешь ногами! Стоило отвернуться на полминуты...

-- На пятнадцать лет.

-- Я отвернулся на какие-то пятнадцать лет, и что? Ты бросаешь меня
ради типа, который носит желтые штаны. Кстати, это возвращает нас к важному
пункту. Что с ним делать? Негуманно держать его в неведении, пока дело не
дойдет до свадебного пирога. Что мы предпримем?

-- Ой, Билл!

-- Господи, ты плачешь?

-- Нет, смеюсь.

-- Что тут смешного?

-- Ты сказал, предпримем шаги. Не надо. Он сам все предпринял.

Билл вытаращил глаза.

-- Ты хочешь сказать, он дал тебе отставку?

-- Он выразился иначе -- свободу.

-- Расскажи!

-- Рассказывать, собственно, нечего. Сегодня утром я сообщила ему, что
за картины ничего не выручить. Он держал себя как-то странно, а вечером,
перед твоим приходом, прислал записку. Очень красивую. Он не вправе...

-- Не говори. Можно, я угадаю? Отнимать лучшие годы твоей жизни..?

-- Да. Нечестно требовать от меня верности слову, когда у него нет и
малейшей надежды скопить денег на женитьбу, поэтому он посчитал справедливым
дать мне свободу. Очень трогательно.

-- Двадцати тысяч недостаточно?

Страница 33 из 51 Следующая страница