заслуживает поощрения, спросил нашего героя, не хочет ли он
взглянуть на примечательную старинную резьбу по дереву. Мой
приятель сказал, что с удовольствием посмотрит, и владелец
лавки провел его через торговое помещение к лестнице. Ее
балясины и перила были чудом искусства, а вдоль всей лестницы
шла резная дубовая панель, которой мог бы позавидовать любой
дворец.
Лестница привела их в большую светлую гостиную, оклеенную
веселенькими голубыми обоями, которые выглядели здесь несколько
странно. В этой комнате не было ничего примечательного, и мой
друг недоумевал, зачем его туда привели. Хозяин постучат по
стене; послышался глухой деревянный звук.
-- Дуб,--пояснил хозяин,--сплошной резной дуб! От пола до
самого потолка точь-в-точь такая же резьба, как на лестнице.
-- Бессмертные боги! -- возопил мой приятель,-- неужто вы
залепили дубовую резьбу голубыми обоями?
-- Вот именно,-- услышал он в ответ,-- и обошлось это мне
недешево. Пришлось сначала обшить стены досками. Зато теперь
комната стала уютной. Раньше здесь было довольно мрачно.
Должен сказать, что я далек оттого, чтобы безоговорочно
осуждать вышеуказанного лавочника (надеюсь, что это принесет
ему некоторое облегчение). С его точки зрения, то есть с точки
зрения не фанатика-антиквара, а среднего обывателя, желающего
по возможности наслаждаться жизнью, такой образ действий был
вполне разумным. Очень приятно полюбоваться на дубовую резьбу,
в высшей степени лестно обладать образчиком дубовой резьбы, но
постоянно жить в окружении дубовой резьбы--невыносимо: это
действует угнетающе,--конечно, если вы не одержимы маниакальной
страстью к резному дубу. Ведь это все равно, что жить в церкви.
Однако поистине обидно, что у того, кто равнодушен к
резному дубу, им украшена вся гостиная, тогда как любители
резьбы по дереву должны платить за нее бешеные деньги. Увы,
так, видимо, всегда бывает в нашем мире. Каждый человек
обладает тем, что ему совершенно не нужно, а тем, что ему
необходимо, владеют другие.
У женатых мужчин имеются супруги, которые им как будто ни
к чему, а молодые холостяки плачутся, что им не на ком
жениться. У бедняков, которые едва сводят концы с концами,
бывает сплошь и рядом по полдюжине здоровых ребятишек, а богачи
умирают бездетными, и им некому оставить наследство.
Так же я у девушек с поклонниками. Те девушки, у которых
много поклонников, вовсе в них не нуждаются. Они уверяют, что
предпочли бы вовсе не иметь поклонников, что поклонники надоели
им до смерти и почему бы этим поклонникам не поухаживать за
мисс Смит или мисс Браун, которые уже в летах и не слишком
хороши собой и не имеют кавалеров. А им самим поклонники
совершенно не нужны. Они вообще никогда не выйдут замуж.
Но не надо думать о таких вещах: от этого становится
слишком грустно!
В школе у нас учился один мальчик, мы прозвали его
Сэндфорд-и-Мертон. На самом деле его фамилия была Стиввингс.
Это был невообразимый чудак, таких я в жизни не видел.
Подозреваю, что он и в самом деле любил учиться. Он получал
страшнейшие головомойки за то, что читал по ночам греческие
тексты; а что касается французских неправильных глаголов, то от
них его нельзя было оторвать никакими силами. Он был напичкан
вздорными и противоестественными идеями вроде того, что он
должен быть надеждой своих родителей и гордостью своей школы;
он мечтал о том, чтобы получать награды за отличные успехи, о
том, чтобы принести пользу обществу, и о прочей чепухе в этом
же роде. Повторяю, я еще не встречал другого такого чудака,
впрочем, он был безобиден, как новорожденный младенец.
И этот мальчик в среднем два раза в неделю заболевал и не
ходил в школу. Не было на свете большего специалиста по
подхватыванию всевозможных недугов, чем этот бедняга
Сэндфорд-и-Мертон,
Стоило где-нибудь на расстоянии десяти миль появиться
какой угодно болезни, и, пожалуйста, он уже подцеплял
ее--притом в самой тяжелой форме. Он умудрялся схватить бронхит
в разгар летнего зноя и сенную лихорадку на рождество. После
полуторамесячной засухи у него мог начаться приступ ревматизма.
Ему ничего не стоило выйти погулять в туманный ноябрьский день
и вернуться с солнечным ударом.
Одну зиму несчастный мальчуган так ужасно страдал зубной
болью, что пришлось вырвать ему под наркозом все зубы до
единого и вставить искусственные челюсти. Тогда он переключился
на невралгию и колотье в ушах. Насморк не проходил у него
никогда; единственным исключением были те девять недель, когда
он болел скарлатиной. Вечно у него было что-нибудь отморожено.
Холерная эпидемия 1871 года по странной случайности совершенно
не задела наши места. Во всем приходе был зарегистрирован
один-единственный случай холеры: это был юный Стиввингс. Когда
он заболевал, его немедленно укладывали в постель и начинали
кормить цыплятами, парниковым виноградом и разными
деликатесами. А он лежал в мягкой постели и заливался горючими
слезами, потому что ему не позволяли писать латинские
упражнения и отбирали у него немецкую грамматику.
А нам, его товарищам, каждый из которых не задумываясь
отдал бы три учебных года своей жизни за возможность хоть на
Страница 21 из 77
Следующая страница