один день заболеть и поваляться в постели, нам, вовсе не
собиравшимся давать родителям основание гордиться своими
чадами,-- нам не удавалось добиться даже того, чтобы у нас
запершило в горле. Мы торчали на сквозняках, надеясь
простудиться, но это только укрепляло нас и придавало свежесть
лицу. Мы ели всякую дрянь, чтобы нас рвало, но только толстели
и здоровели от этого. На какие бы выдумки мы ни пускались, нам
никак не удавалось заболеть до наступления каникул. Но как
только нас распускали по домам, мы в тот же день простужались
или подхватывали коклюш или еще какую-нибудь заразу, которая
приковывала нас к постели до начала следующего семестра. А
тогда, несмотря на все наши ухищрения, мы безнадежно
выздоравливали и чувствовали себя как нельзя лучше.
Такова жизнь. А мы лишь былинки, сгибающиеся под ветром
судьбы.
Возвращаясь к вопросу о резьбе по дереву, я должен
заметить, что вообще наши прадеды имели высокие представления
об искусстве и красоте. В самом деле, ведь все сокровища
искусства, которыми мы обладаем сегодня, это всего-навсего
предметы ежедневного обихода трех-, четырехвековой давности.
Право, не знаю, действительно ли все эти старинные миски,
кубки, подсвечники, которыми мы теперь так дорожим, обладают
особой прелестью, или они приобрели такую ценность в наших
глазах благодаря ореолу древности. Старинные синие фаянсовые
тарелки, которые мы развешиваем по стенам гостиных в качестве
украшения, несколько столетий назад были немудрящей кухонной
посудой. Розовый пастушок и желтая пастушка, которых вы с
гордостью демонстрируете своим друзьям, ожидая от них возгласов
удивления и восхищения, были простенькими каминным
безделушками, которые какая-нибудь мамаша восемнадцатого века
давала своему младенцу пососать, чтобы он не ревел.
Ну, а в будущем? Неужели всегда человечество будет ценить
как сокровище то, что вчера было дешевой побрякушкой? Неужели в
две тысячи таком-то году люди высшего круга будут украшать свои
камины обеденными тарелками с орнаментом из переплетенных
ивовых веточек? Неужели белые чашки с золотой каемкой и
великолепным, но не похожим ни на один из существующих в
природе, золотым цветком внутри,-- чашки, которые наша Мэри
бьет, не моргнув глазом, будут бережно склеены, поставлены в
горку и никому, кроме самой хозяйки дома, не будет дозволено
стирать с них пыль?
Возьмем, к примеру, фарфоровую собачку, украшающую мою
спальню в меблированных комнатах. Это белая собачка. Глаза у
нее голубые. Нос у нее красненький с черными крапинками. Шея у
нее страдальчески вытянута, а на морде написано добродушие,
граничащее с идиотизмом. Не могу сказать, чтобы эта собачка
приводила меня в восторг. Откровенно говоря, если смотреть на
нее как на произведение искусства, то она меня даже раздражает.
Мои друзья, для которых нет ничего святого, откровенно
потешаются над ней, да и сама хозяйка относится к ней без
особого почтения и оправдывает ее присутствие в доме тем
обстоятельством, что собачку ей подарила тетя.
Но более чем вероятно, что лет двести спустя, при
каких-нибудь раскопках, из земли будет извлечена эта самая
собачка, лишившаяся ног и с обломанным хвостом. И она будет
помещена в музей как образчик старинного фарфора, и ее поставят
под стекло. И знатоки будут толпиться вокруг нее и любоваться
ею. Они будут восхищаться теплым колоритом ее носа и будут
строить гипотезы, каким совершенным по своей форме должен был
быть утраченный хвостик.
Мы сейчас не замечаем прелести этой собачки. Мы слишком
пригляделись к ней. Она для нас -- как солнечный закат или
звездное небо. Их красота не поражает нас, так как наше зрение
с нею свыклось. Точно так же и с красотой фарфоровой собачки. В
2288 году она будет производить фурор. Изготовление подобных
собачек будет считаться искусством, секрет которого утрачен.
Потомки будут биться над раскрытием этого секрета и
преклоняться перед нашим мастерством. Нас будут с почтением
называть Гениальными Ваятелями Девятнадцатого Столетия и
Великими Создателями Фарфоровых Собачек.
Вышивку, которую ваша дочь сделала в школе на уроках
рукоделия, назовут "гобеленом викторианской эпохи", и ей не
будет цены. За щербатыми и потрескавшимися синими с белым
кувшинами, которые подаются в наших придорожных трактирах,
будут гоняться коллекционеры, их будут ценить на вес золота, и
богачи будут употреблять их как чаши для крюшона. А туристы из
Японии будут скупать все уцелевшие от разрушений "подарки из
Рэмсгета" и "сувениры из Маргета" и. повезут их в Иеддо в
качестве реликвий английской старины.
На этом месте Гаррис прервал мои размышления: он бросил
весла, привстал, отделился от своей скамейки, лег навзничь и
начал дрыгать ногами. Монморанси взвизгнул и перекувырнутся, а
верхняя корзина подпрыгнула, и из нее вывалилось все
содержимое.
Я был несколько удивлен, но не рассердился. Я спросил
довольно благодушно:
-- Хелло! В чем дело?
-- В чем дело? Ах ты...
Страница 22 из 77
Следующая страница