в порядке. Джим, притащи-ка сюда "Гордость Темзы"!
Мальчик ушел и через пять минут вернулся, с трудом волоча
за собой деревянную колоду доисторического происхождения,
которую, судя по всему, недавно выкопали из-под земли, и к тому
же выкопали так небрежно, что без всякой необходимости нанесли
ей тяжкие повреждения.
Лично я с первого взгляда на этот предмет решил, что
передо мной какая-то реликвия эпохи Древнего Рима; какая
именно, я затруднялся определить, но полагал, что скорее всего
гроб.
Такое предположение казалось мне весьма правдоподобным,
поскольку верховья Темзы изобилуют римскими древностями. Однако
один из нас, серьезный юноша, смысливший кое-что в геологии,
поднял на смех мою римскую теорию и объявил, что любой
маломальски мыслящий человек (категория, к которой он при всем
желании причислить меня не может) сразу же узнает в найденном
мальчишкой предмете окаменелый скелет кита. И он указал нам на
ряд признаков, свидетельствовавших о том, что этот кит увидел
свет в доледниковый период.
Чтобы покончить с этой дискуссией, мы обратились к
мальчишке. Мы заклинали его откинуть страх и сказать нам,
положа руку на сердце, что это такое: окаменелый скелет
допотопного кита или древнеримский гроб?
Мальчик сказал, что это --"Гордость Темзы". Сперва мы
нашли его ответ чрезвычайно остроумным и кто-то даже дал ему
два пенса за находчивость, но когда он стал настаивать, мы
решили, что шутка переходит границы, и разозлились.
-- Ну, хватит, хватит, милейший!--оборвал его наш
капитан.-- Нечего дурака валять! Тащи это корыто обратно к
мамаше, а нам давай лодку.
Тогда к нам опять вышел хозяин и заверил нас словом
делового человека, что эта штука -- действительно лодка, и не
просто лодка, а тот самый "четырехвесельный скиф", на котором
нам предстоит спуститься по течению Темзы.
Мы, конечно, здорово разворчались. Мы считали, что он мог
бы по крайней мере побелить ее или осмолить,--в общем, хоть
что-нибудь сделать, чтобы ее можно было отличить от обломка
кораблекрушения. Но он не видел в ней никаких недостатков.
Он даже обиделся на наши замечания. Он сказал, что выбрал
для нас лучшую лодку на всей пристани и что это просто черная
неблагодарность с нашей стороны.
Он сказал, что "Гордость Темзы" в том виде, в каком она
здесь стоит (надо бы сказать не "стоит", а "рассыпается"),
служит верой и правдой целых сорок лет только на его памяти, и
никто никогда на нее не жаловался, и он никак не поймет, что
это на нас нашло.
Мы воздержались от дальнейших пререканий.
Мы связали веревочками части этой, с позволения сказать,
лодки, оклеили самые неприглядные места кусками обоев,
помолились богу и вступили на борт.
За шестидневное пользование этой посудиной с нас содрали
тридцать пять шиллингов; на любой распродаже обломков,
выкидываемых волнами на берег, мы могли бы приобрести такую же
рухлядь за четыре шиллинга и шесть пенсов.
На третий день пребывания в Оксфорде погода испортилась.
(Простите! Я возвращаюсь к рассказу о нашем теперешнем
путешествии.) Мы пустились в обратный путь под мерно моросящим
дождем.
Река -- в дни, когда сверкает солнце, пляшет на веселых
волнах, бродит по лесам и рощам, золотит вершины буков, гонит
тень из-под деревьев, блещет на колесах мельниц, шлет купавам
поцелуи, прыгает с плотины в воду, серебрит мосты и стены,
озаряет все селенья, радует луга и пашни, оплетает сетью ивы,
отдыхает в каждой бухте, уплывает с каждой лодкой, наполняет
мир сияньем,-- в дни такие наша Темза -- полный золота поток.
Но река -- в ненастье, в холод, когда волны грязно-буры,
дождик в них роняет слезы, шепчет жалобно, по-вдовьи, а вокруг
стоят деревья в бледных саванах тумана, в чем-то молча
упрекают, словно призраки немые, призраки с печальным взором,
призраки друзей забытых,-- неживая, теневая, скорби полная
река.
Солнечный свет -- это горячая кровь природы. Какими
тусклыми, какими безжизненными глазами смотрит на нас
мать-земля, когда солнечный свет гаснет и покидает ее! Нам
тогда тоскливо с нею: она словно не узнает и не любит нас. Она
подобна женщине, потерявшей любимого мужа: дети трогают ее за
руки, заглядывают ей в глаза, но не могут добиться от нее даже
подобия улыбки!
Целый день мы гребли под дождем -- что за унылое занятие!
Сперва мы делали вид, что страшно довольны. Мы говорили, что
любим разнообразие и что нам интересно познакомиться с Темзой
во всех ее обличьях. Мы говорили, что совсем не рассчитывали на
неизменно ясную погоду, да и не желали ее. Мы уверяли друг
друга, что природа прекрасна и в слезах.
Первые несколько часов мы с Гаррисом были просто в
восторге от этой погоды. Мы даже затянули песню о прелестях
цыганской жизни, открытой солнцу, и грозам, и ветру, и еще о
том, как цыган радуется дождю, как наслаждается им и как
смеется над всеми, кто не любит дождя.
Страница 75 из 77
Следующая страница