я -- сделал утром робкую попытку снова понести вчерашнюю
цыганскую чепуху насчет того, что вот, мол, мы дети Природы и
любители слякоти. Все было напрасно. Песенка:
Льет дождь -- ну что ж, и пусть! --
с такой мучительной очевидностью выражала наши чувства,
что распевать ее тоже не имело смысла.
В одном пункте мы были единодушны: будь что будет, но мы
доведем это дело до конца, каков бы он ни был. Мы собирались
две недели наслаждаться плаванием по реке, и мы будем две
недели наслаждаться плаванием по реке. Пусть мы при этом
погибнем,-- что ж, тем хуже для наших друзей и родственников!
Тут уж ничего не поделаешь! Мы чувствовали, что при нашем
климате спасовать перед погодой значило бы создать опаснейший
прецедент.
-- Осталось всего два дня,--сказал Гаррис,-- а мы молоды и
сильны. В конце концов, быть может, мы еще останемся в живых.
Часов, около четырех мы приступили к обсуждению планов ка
вечер. В тот момент мы находились немного ниже Горинга и
намеревались добраться до Пенгборна и там заночевать.
-- Еще один приятный вечерок! -- проворчал Джордж.
Мы сидели в глубоком раздумье. В Пенгборне мы будем,
вероятно, к пяти. С обедом можно управиться, скажем, к половине
седьмого. Дальнейшее времяпрепровождение рисовалось нам в виде
следующей альтернативы: либо гулять по городку под проливным
дождем, пока не придет время отправляться ко сну, либо сидеть в
унылом, полутемном баре и изучать календарь.
-- Уф, пожалуй, даже в "Альгамбре" было бы веселее! --
сказал Джордж, высовывая на секунду нос из-под брезента и
оглядывая небо.
-- А потом мы поужинали бы у *** / Превосходный, но мало
кому известный ресторанчик неподалеку от ***, где можно
получить несравненные по изысканности и дешевизне легкие обеды
и ужины во французском вкусе, а также бутылку отменного вина за
три с половиной шиллинга. Впрочем, я не такой идиот, чтобы
рекламировать это местечко. (Прим. автора.)/,-- машинально
добавил я.
-- Да, прямо-таки чертовски досадно, что мы решили не
расставаться с лодкой,--ответил Гаррис, после чего воцарилось
молчание.
-- Если бы мы не решили обречь себя на верную смерть в
этой проклятой гнусной посудине,-- заметил Джордж, с
нескрываемой ненавистью оглядывая лодку,-- стоило бы, пожалуй,
вспомнить, что, насколько мне известно, поезд из Пэнгборна
отходит в начале шестого. Мы попали бы в Лондон как раз
вовремя, чтобы наскоро перекусить, а потом отправиться в
заведение, о котором ты говоришь.
Ему никто не ответил. Мы поглядели друг на друга, и,
казалось, каждый прочел на лицах остальных свои собственные
низменные и грешные мысли. Ни слова не говоря, мы вытащили и
уложили наш кожаный саквояж. Мы посмотрели на реку: в одну
сторону и в другую сторону. Кругом -- ни души.
Двадцать минут спустя трое мужчин в сопровождении
сконфуженного пса, крадучись, пробирались от лодочной пристани
у гостиницы "Лебедь" к станции железной дороги.
Одежда путников не отличалась ни чистотой, ни
элегантностью: черные кожаные башмаки -- грязные; спортивные
костюмы -- чрезвычайно грязные; коричневые фетровые шляпы --
измятые; плащи -- насквозь промокшие; зонтики.
Лодочника в Пэнгборне мы попросту обманули (у нас не
хватало духу сознаться, что мы решили сбежать от дождя). Лодку
со всем содержимым мы оставили на его попечение и велели
приготовить ее для нас к девяти часам утра. Если же, сказали
мы, какие-нибудь непредвиденные обстоятельства задержат нас, то
мы дадим ему знать.
В семь часов мы прибыли на Пэддингтонский вокзал и прямо
кинулись в вышеупомянутый ресторан; слегка перекусив, мы
поручили хозяину присмотреть за Монморанси (а также, за ужином,
который следовало приготовить к половине одиннадцатого) и
направили свои стопы к Лейстер-скверу.
В "Альгамбре" мы стали центром всеобщего внимания. В кассе
нам сердито сказали, что мы опоздали на полчаса и что для
артистов существует служебный вход с Касл-стрит. Нам стоило
немалых трудов убедить кассира, что мы вовсе не "всемирно
известные акробаты с Гималайских гор", после чего он получил с
нас деньги и позволил войти.
Внутри нас ожидал еще больший успех. Люди не могли
оторвать восхищенных взоров от наших благородных бронзовых
физиономий и живописных костюмов. Мы произвели сенсацию. Это
был настоящий триумф!
После первого балетного номера мы удалились и вернулись в
ресторан, где нас уже ожидал ужин.
Должен признаться, я получил удовольствие от этого ужина.
Целых десять дней мы пробавлялись, в общем, только холодным
мясом, кексами и хлебом с вареньем. Пища, что и говорить,
простая и питательная, но не слишком богатая острыми
ощущениями. Поэтому аромат бургундского, и запах французских
соусов, и аппетитные хлебцы, и чистые салфетки, как
долгожданные гости, возникли в дверях наших душ.
Сперва мы жадно ели и пили в полном молчании, выпрямившись
и крепко ухватив ножи и вилки, но время шло, и вот мы
откинулись на спинки стульев, и стали ленивее двигать
челюстями, и уронили на пол салфетки,-- а потом вытянули ноги
под столом, обвели критическим взором закопченный потолок,
которого вначале не заметили, отставили подальше бокалы и
преисполнились доброты, глубокомыслия и всепрощения.
Гаррис, сидевший у окна, отдернул штору и посмотрел на
улицу.
Влажно поблескивала мокрая мостовая, тусклые фонари мигали
при каждом порыве ветра, струи дождя яростно хлестали по лужам,
и целые потоки низвергались на тротуар из водосточных желобов.
Редкие прохожие, насквозь вымокшие, бежали рысью, сгорбившись
под зонтиками, с которых вода лила в три ручья; женщины высоко
подбирали юбки.
-- Что ж,-- сказал Гаррис, протягивая руку к бокалу,--
путешествие было на славу; я от души благодарен старушке Темзе.
А все же мне кажется, что наш последний поступок -- когда мы
дали тягу -- был мудрый поступок. Итак, за здоровье Троих,
благополучно выбравшихся из лодки!
И Монморанси, стоя на задних лапах перед окном и глядя в
темноту, одобрительно тявкнул, присоединяясь к нашему тосту.
Страница 77 из 77
Следующая страница