- Эх, вы! Все время газета лежит у вас под самым носом, и никто ...
Он не оканчивал фразы, так как очень гордился своей сдержанностью.
После этого тетя вела дядю Поджера в переднюю, где по заведенному
правилу происходило прощанье со всеми детьми. Сама тетушка никогда не
отлучалась из дома дальше, чем к соседям, но и то прощалась с каждым членом
семьи, "так как не знала, что может случиться в следующую минуту".
По обыкновению, оказывалось, что кого-нибудь из детей не хватает. Тогда
остальные шестеро, не медля ни секунды, с гиканьем и криком бросались искать
его; но в следующую минуту потерянный появлялся как из-под земли - большею
частью с весьма основательным объяснением своего отсутствия - и отправлялся
уведомить остальных, что он найден. Все это занимало минут пять, в
продолжение которых дядя Поджер успевал найти зонтик и потерять шляпу. Когда
все и все были в сборе, часы начинали бить девять. Их торжественный бой
обыкновенно производил странное действие на дядю Поджера: он бросался
вторично целовать одних и тех же, пропускал других, забывал, кого он уже
поцеловал, а кого еще нет - и должен был начинать сначала. Иногда он уверял,
что дети нарочно перепутываются (и я, по совести, не берусь защищать их).
Огорчался он еще и тем, что у кого-нибудь часто оказывалась совершенно
липкая физиономия, причем обладатель этой физиономии бывал особенно нежен.
Если все шло слишком гладко, старший мальчик вдруг объявлял, что все
часы в доме отстают на пять минут, из-за чего он опоздал накануне в школу,
При этом известии дядя Поджер бросался к калитке, где вспоминал, что с ним
нет ни зонтика, ни портфеля. Моментально все дети кидались за забытыми
вещами, причем на скорую руку происходила борьба за зонтик и драка за
портфель. Когда все было вручено дяде Поджеру и он пускался рысцой по
дороге, мы возвращались в дом и находили на столе в передней какую-нибудь
вещь, которую он непременно хотел взять с собой в этот день в город.
Было немного позже девяти, когда мы приехали в Лондон на вокзал
Ватерлоо и, как решили заранее, сейчас же приступили к опыту, предложенному
Джорджем. Открыв "Путеводитель" на странице, озаглавленной "На извозчичьей
бирже", мы подошли к одному извозчику, приподняли шляпы и пожелали ему
доброго утра.
Но, очевидно, этого парня не смутил бы вежливостью ни один иностранец,
даже настоящий. Крикнув соседу. "Эй, Чарльз! подержи-ка коня!", - он
спрыгнул с козел и ответил нам таким изящным поклоном, который сделал бы
честь лучшему танцмейстеру. При этом он приветствовал нас от имени всего
народа и выразил сожаление, что королевы Виктории нет в данное время в
Лондоне.
На такую речь мы не могли ответить ни одним словом: в "Разговорнике" не
было решительно ничего подходящего. Мы только вежливо попросили отвезти нас,
если возможно, на улицу Вестминстерского моста, причем назвали его кучером.
Он приложил руку к сердцу и отвечал, что сделает это с наслаждением.
Заглянув в "Разговорник", Джордж задал следующий по порядку вопрос:
- Сколько это будет стоить?
Такой грубый переход к материальной стороне дела явно оскорбил лучшие
чувства извозчика. Он отвечал, что никогда не берет денег от знатных
путешественников и попросит разве что какую-нибудь безделушку на память:
бриллиантовую булавку, золотую табакерку или что-нибудь в таком роде.
Эксперимент зашел слишком далеко: вокруг нас начала собираться толпа.
Не говоря больше ни слова, мы сели в кеб и отъехали, напутствуемые
восторженными криками.
Мы остановили извозчика за народным театром подле сапожной лавки,
которая имела подходящий для нашей цели вид: это была одна из тех лавок,
которые переполнены товаром так, что он в них даже не помещается; лишь
только поутру отворяются ставни, как груды сапог размещаются снаружи, у
входа; десятки ящиков с сапожным товаром стоят один на другом у дверей и
даже по другую сторону тротуара, сапоги висят гирляндами поперек окон, рыжие
и черные башмаки, как виноград, обвивают решетчатые ставни и образуют
фестоны над входом. Внутри лавки почти темно и все завалено сапогами.
Когда мы вошли, хозяин с молотком в руке открывал ящик свежего товара.
Джордж снял шляпу и проговорил:
- Доброго утра!
Человек даже не обернулся. Он продолжал усердно возиться с ящиком и
промычал что-то такое, что могло быть и ответом на приветствие, и чем-нибудь
совсем другим. Он мне сразу не понравился.
- Мистер N. посоветовал мне обратиться к вам, - продолжал Джордж,
заглянув в "Разговорник".
Хозяин лавки, в сущности, должен был ответить так:
"Мистер N. очень почтенный джентльмен, и я очень рад услужить его
знакомым". Но вместо этого он проворчал:
- Не знаю. Никогда не слыхал.
Такой ответ уничтожил весь предварительный план разговора. В книжке
дано было несколько вариантов разговора с сапожниками, и Джордж выбрал самый
вежливый из них: в нем сначала много говорилось о мистере К, и когда между
покупателем и лавочником устанавливались хорошие отношения, первый просил
дать ему "дешевые и хорошие" ботинки. Но мы напали на грубого материалиста,
который не придавал никакой цены тонкой беседе. Имея дело с такими людьми,
Страница 18 из 65
Следующая страница