Редактор предложил намылить отроку шею, а заодно и голову. Я думал, что
женщина бросится на него, но она удержалась, дав полную волю только голосу.
Она требовала не купанья, а вознаграждения. Досталось тут, кстати, нашему
журналу вообще, его направлению, его самомнению, его подписчикам.
Терпеливо выслушав горячий монолог женщины, редактор предложил ей пять
фунтов стерлингов. Тогда она успокоилась и ушла вместе с поврежденным
"Воздухоплавателем". Редактор обернулся ко мне и сказал:
- Не думайте, что я браню вас, - нисколько. Тут вашей вины нет, тут
судьба. Но, друг мой, лучше, если вы будете придерживаться исключительно
нравственных советов - это ваш стиль, в нем вы, безусловно, талантливы. Но
оставьте в покое "полезные сведения"! Я не говорю, что вы их писали
неправильно или недобросовестно - нет; но в этой области вам просто не
везет, оставьте.
Мне следовало послушаться умного человека. Жаль, что я этого не сделал:
и мне, и другим было бы легче.
Мне действительно не везет с полезными советами. Если я составляю для
приятеля маршрут от Лондона до Рима, то он непременно потеряет багаж в
Швейцарии - если не утонет при переезде через канал. Когда я помогаю другу
выбрать при покупке хороший фотографический аппарат, то он потом непременно
попадает в руки немецкой полиции за фотографирование крепостей. Однажды я
вложил всю душу в дело, объясняя знакомому, как ему поехать в Стокгольм и
жениться там на сестре своей покойной жены. Час отъезда парохода, лучшие
гостиницы в Стокгольме - все подробности были указаны с величайшей
точностью, а между тем он со мной с тех пор не желает разговаривать.
Так вот, вследствие всего этого я решил твердо и бесповоротно: никогда
не давать даже малейших практических советов; и если я справлюсь со своей
несчастной страстью, то никто не найдет на этих страницах ни толковых
сведений, ни описаний городов, ни исторических воспоминаний, ни нравоучений.
Я однажды спросил иностранца-путешественника, как ему показался Лондон.
- О, это огромный город, - отвечал он.
- Но что произвело на вас самое сильное впечатление?
- Люди.
- Ну, а сравнительно с Парижем, Римом, Берлином - что вы нашли
особенного?
Он пожал плечами.
- Лондон больше. Что же еще можно сказать?
Действительно, все муравейники похожи один на другой. Известное число
улиц, широких или узких, в которых суетятся маленькие существа; одни бегут,
спешат, другие полны важности, третьи - хитрости; одни согнуты непосильной
ношей, другие нежатся на солнце; здесь огромные склады провизии, там тесные
каморки, в которых маленькие существа спят, едят и любят; а там - уголки,
где складываются мелкие белые кости. Один муравейник больше, другой меньше,
вот и все.
Не найдет читатель в этой книге и романтических коллизий. В любом
месте, под каждой крышей происходило то, что вы сами можете воспеть в
стихах, а я лишь напомню вам суть: жила девушка и жил мужчина; он полюбил ее
и уехал.
Эта монотонная песнь звучит на всех языках; очевидно, сей молодой
человек обошел весь свет... Его помнят в сентиментальной Германии, в голубых
горах Эльзаса, по берегам морей. Он странствует, как Вечный Жид, и девушки
продолжают прислушиваться к удаляющемуся топоту его коня.
В опустевших развалинах, где звучали когда-то живые голоса, ютится
теперь только эхо минувшего. Прислушайтесь - здесь все то же, знакомое...
Напишите песню сами: человеческое сердце - или два, несколько страстей (их
ведь немного, не больше чем полдюжины), немножко зла, немного добра;
смешайте все это и прибавьте в конце дыханье смерти - и выберите любое из
названий: "Пещера невинности", "Колдовская башня", "Могила в темнице",
"Гибель любовника" - все годится, потому что содержание одно и то же...
Наконец, в моей книжке не будет описаний природы. Это не от лености с
моей стороны, а от воздержания. Нет ничего легче для описания, чем картины
природы, и нет ничего труднее и скучнее для чтения. Когда Гиббон принужден
был судить о Геллеспонте по описаниям путешественников, и английские
студенты имели представление о Рейне главным образом из "Комментариев" Юлия
Цезаря, - тогда каждому бродяге действительно надлежало описывать по мере
сил всякий виденный клочок земли. Но железные дороги и фотография переменили
все. Для того, кто видел дюжину картин, сотню фотографий и тысячу печатных
рисунков Ниагары, поэтическое описание водопада крайне утомительно. Один
американец - большой любитель поэзии - говорил мне, что альбом шотландских
озер, купленный за восемнадцать пенсов, дал ему более ясное представление,
чем все тома наших поэтов, вместе взятые; он прибавил еще, что описание
съеденного обеда имеет в его глазах столько же достоинств, как описание
природы, потому что кушанье можно оценить только языком, как природу -
только глазами.
Я с ним согласен, и каждое описание природы в книжках напоминает мне
урок в жаркий летний день, когда я сидел в классе вместе с другими
мальчуганами.
Это был урок английской литературы. Мы только что закончили чтение
Страница 22 из 65
Следующая страница