Автор решился принести искусство в жертву наживе и согласился. Они
только переменили заглавие, приложили словарь и напечатали книжку целиком.
Результаты известны каждому школьнику: этот учебник составляет основу
нашего филологического образования. Его незаменимость исчезнет только тогда,
когда изобретут что-нибудь еще менее подходящее.
А для того, чтобы мальчики не научились языку каким-нибудь случайным
образом, у нас приставляют к ним "коренного француза"; свойства его
следующие: он родом из Бельгии (хотя свободно болтает по-французски), не
способен никого на свете ничему научить и одарен несколькими комическими
чертами. С такими данными он являет собой мишень для шуток и шалостей среди
монотонного ученья; его два-три урока в неделю делаются клоунадой, которую
ученики ждут с большим удовольствием. А когда через несколько лет родители
едут с мальчиком в Диенн и находят, что он не умеет даже позвать извозчика,
то это приводит их в искреннее изумление.
Я говорю об "изучении" французского языка, потому что мы только ему и
обучаем нашу молодежь. Если мальчик говорит хорошо по-немецки, то это часто
принимается за признак отсутствия патриотизма; а для чего у нас тратят
все-таки время на поверхностное знакомство с французским языком, я
решительно не понимаю; это просто смешно. Уж лучше разделить ретроградное
мнение, что полное незнание чужих языков - респектабельнее всего?
В немецких школах система другая: здесь один час ежедневно посвящен
иностранному языку, чтобы дети не забыли того, что выучили в прошлый раз.
Для развлечения не приглашают никаких "коренных иностранцев", а учит немец,
который знает чужой язык, как свои пять пальцев. Мальчики не называют его ни
"жабой", ни "колбасой" и не устраивают на его уроках состязаний в
доморощенном остроумии. Окончив школу, они могут разговаривать не только о
перочинных ножиках и о тетках садовников, но и о европейской политике,
истории, о Шекспире - и об акробатах-музыкантах, если о них зайдет речь.
Смотря на немцев с англо-саксонской точки зрения, я, может быть, и
упрекну их при случае, но многому можно поучиться у них, в особенности
относительно разумного преподавания в школах.
С южной и восточной стороны Ганновер окаймлен великолепным парком. В
этом-то парке и произошла драма, в которой Гаррис сыграл главную роль.
В понедельник после обеда мы катались по широким аллеям; кроме нас,
было много других велосипедистов и вообще гуляющей публики, потому что
тенистые дорожки парка - любимое место прогулок в послеобеденные часы. Среди
катающихся мы заметили молодую и красивую барышню на совершенно новом
велосипеде. Видно было, что она еще новичок, и чувствовалось, что настанет
минута, когда ей понадобится поддержка. Гаррис, с врожденной ему рыцарской
вежливостью, предложил нам не удаляться от барышни. Он объяснил - уже не в
первый раз, - что у него есть собственные дочери (пока только одна), которые
со временем тоже превратятся в красивых взрослых девиц; поэтому он,
естественно, интересуется всеми взрослыми красивыми девицами до
тридцатипятилетнего возраста - они напоминают ему семью и дом.
Мы проехали мили две, когда заметили человека, стоявшего на месте
пересечения пяти аллей и поливавшего зелень из рукава помпы. Рукав,
поддерживаемый маленькими колесиками, тянулся за ним, как огромный червяк,
из пасти которого вырывалась сильная струя воды; человек направлял ее в
разные стороны, то направо, то налево, то вверх, то вниз, поворачивая конец
рукава.
- Это гораздо лучше, чем наши бочки с водой! - восторженно заметил
Гаррис - он относится строго ко всему британскому. - Гораздо проще, быстрее
и экономнее! Ведь этим способом можно в пять минут полить такое
пространство, какого не польешь с нашими перевозными бочками в полчаса.
- Да! - иронически заметил Джордж, сидевший за моей спиной на тандеме.
- И этим способом также очень легко промочить до нитки целую толпу, прежде
чем люди успеют уйти с дороги.
Джордж - в противоположность Гаррису - британец до мозга костей. Я
помню, как сильно Гаррис оскорбил его патриотизм, заметив однажды, что в
Англии следовало бы ввести гильотину.
- Это гораздо аккуратнее, - прибавил он.
- Так что ж, что аккуратнее! - в негодовании воскликнул Джордж. - Я
англичанин, и виселица мне куда милее!
- Наши телеги с бочками, -- продолжал он, - отчасти неудобны, но они
могут замочить тебе только ноги, и от них легко увернуться, а от такой штуки
не спрячешься ни за углом улицы, ни на лестнице соседнего дома.
- А мне доставляет удовольствие смотреть на них, - возразил Гаррис. -
Эти люди так ловко обращаются со всей этой прорвой воды! Я видел, как в
Страсбурге человек полил огромную площадь, не оставив сухим ни одного дюйма
земли и не замочив ни на ком ни одной нитки. Удивительно, как они
наловчились соразмерять движения руки с расстоянием. Они могут остановить
струю воды у самых твоих носков, перенести ее через голову и продолжать
поливку улицы от каблуков. Они могут...
- Замедли-ка ход, - обратился ко мне в эту минуту Джордж.
- Зачем? - спросил я.
- Я хочу сделать остановку. На этого человека действительно стоит
посмотреть. Гаррис прав. Я встану за дерево и подожду, пока он кончит
Страница 26 из 65
Следующая страница