работу. Кажется, представление уже начинается: он только что окатил собаку,
а теперь усердно поливает тумбу с объявлениями. У этого артиста не хватает,
кажется, винтика в голове. Я предпочитаю обождать, пока он кончит.
- Глупости! - отвечал Гаррис. - Не обольет же он тебя.
- Вот я в этом и хочу убедиться. - И Джордж, спрыгнув с велосипеда,
стал за ствол могучего вяза и принялся набивать трубку.
Мне не было охоты тащить тандем самому - я тоже встал, прислонил его к
дереву и присоединился к Джорджу. Гаррис прокричал нам, что мы позорим
старую добрую Англию, или что-то в этом роде - и покатил дальше.
В следующее мгновение раздался нечеловеческий крик. Я выглянул из-за
дерева и увидел, что отчаянные вопли испускала молодая барышня, которую мы
обогнали, но о которой начисто забыли, с головой уйдя в обсуждение вопроса о
поливке. Теперь она с отчаянной твердостью ехала прямо сквозь густую струю
воды, направленную на нее из рукава помпы. Пораженная ужасом, она не могла
догадаться ни спрыгнуть, ни свернуть в сторону, и ехала напрямик, продолжая
кричать не своим голосом. А человек был или пьян, или слеп, потому что
продолжал лить на нее воду с полнейшим хладнокровием. Со всех сторон
раздались крики и ругательства, но он не обращал на них внимания.
Отеческое чувство Гарриса было возмущено. Взволнованный до глубины
души, он соскочил с велосипеда и сделал то, что следовало: подбежал к
человеку, чтобы остановить его. После этого Гаррису оставалось бы удалиться
героем, при общих аплодисментах; но вышло так, что он удалился,
напутствуемый оскорблениями и угрозами.
Ему не хватило находчивости: вместо того чтобы завинтить кран помпы и
затем поступить с человеком по своему справедливому усмотрению (он мог бы
обработать его как боксерскую грушу, и публика вполне одобрила бы это) -
Гаррис вздумал отнять у него рукав помпы и окатить в наказание его самого.
Но у человека мысль была, очевидно, такая же: не желая расставаться со своим
оружием, он решил воспользоваться им и промочить Гарриса насквозь.
Результатом было то, что через несколько секунд они облили водой и всех
и все на пятьдесят шагов в окружности, кроме самих себя. Какой-то
освирепевший господин из публики, которого так окатили, что ему было
безразлично, какой еще вид может принять его наружность, выбежал на арену и
присоединился к схватке. Тут они втроем принялись азартно орудовать рукавом
по всем направлениям. Могучая струя то взвивалась к небесам и оттуда
низвергалась на площадь искрометным дождем, то они направляли ее прямо вниз
на аллеи, - и тогда люди подскакивали, не зная, куда деть свои ноги, то
водяной бич описывал круг на высоте трех-четырех футов от земли, заставляя
всех отбивать земной поклон.
Никто из троих не хотел уступить, никто не мог догадаться повернуть
кран, - словно они боролись со слепою стихией. Через сорок пять секунд -
Джордж следил по часам - вся площадь была очищена: все живые существа
исчезли, кроме одной собаки, которая в сотый раз храбро вскакивала на ноги,
хотя ее моментально опять опрокидывало и относило водой то на правом, то на
левом боку; тем не менее она лаяла с негодованием, очевидно считая такое
явление величайшим беспорядком в природе.
Велосипедисты побросали свои машины и попрятались за деревья. Из-за
каждого ствола выглядывала возмущенная физиономия.
Наконец нашелся умный человек: отчаянно рискуя, он пробрался к
водопроводной тумбе и завинтил кран. Тогда из-за деревьев стали выползать
существа, в большей или меньшей степени похожие на мокрые губки. Каждый был
возмущен, каждый хотел дать волю чувствам.
Наружность Гарриса сильно пострадала; сначала я не мог решить, что
будет более удобно для его доставки в гостиницу, - корзина для белья или
носилки. Джордж выказал в данном случае большую сообразительность, спасшую
Гарриса от гибели: стоя за дальним деревом, он остался сух и потому подоспел
к нему первым. Гаррис хотел было начать объяснение, но Джордж прервал его на
полуслове:
- Садись на велосипед и уноси ноги. Поезжай зигзагами, на случай если
будут стрелять. Мы поедем следом за тобой и будем им мешать. Они не знают,
что ты из нашей компании, и - можешь положиться! - мы тебя не выдадим.
Не желая расцвечивать книгу собственной фантазией, я показал это
описание самому Гаррису. Но он находит его преувеличенным: он говорит, что
только "побрызгал" на публику. Однако когда я предложил ему сделать для
проверки опыт и стать на расстоянии двадцати пяти шагов от того места,
откуда я "побрызгаю" на него из рукава помпы - он отказался. Затем он нашел
еще одно преувеличение, уверяя, что от катастрофы пострадало не несколько
десятков человек, а "душ шесть"; но опять-таки, когда я предложил съездить
вместе в Ганновер и разыскать всех, кого он окатил, - он уклонился и от
этого.
Таким образом, я без зазрения совести могу считать мой рассказ вполне
правдивым описанием события, о котором часть обывателей Ганновера,
несомненно, с горечью вспоминает до сих пор.
Выехав из Ганновера под вечер, мы благополучно добрались до Берлина как
раз вовремя, чтобы поужинать и пройтись перед сном. Берлин - несимпатичный
город, вся его жизненная активность слишком сосредоточена в самом центре, а
вокруг царит безжизненный покой. Знаменитая улица Унтер-ден-Линден
Страница 27 из 65
Следующая страница