соглашалась останавливаться на минуту, чтобы дать нам расслышать названия
мест, но все объяснения и описания прерывала моментально, преспокойно
трогаясь дальше. Она рассуждала правильно:
- Ведь им нужно только рассказать дома, что они видели. Если же я
ошибаюсь, и они умнее, чем кажутся на вид, - то могут прочесть где-нибудь и
узнать больше, чем от моего старика, который видел только один путеводитель.
Кому может быть интересно, сколько футов в какой-нибудь башне? Ведь это
забудешь через пять минут! А кто вспомнит, у того, значит, нет ничего
другого в голове. Хозяин раздражает меня своей болтовней. Всем нам давно
пора завтракать!
Подумавши, я, право, не могу упрекнуть это белоглазое животное в
глупости. Во всяком случае, мне потом случалось иметь дело с такими гидами,
при которых я был бы рад вмешательству чудаковатой лошади.
Но "мы не ценим милостей", как говорят шотландцы; и в тот день на
голову странной лошади сыпались не благословения, а жестокие укоры.
ГЛАВА VII
Недогадливость Джорджа. - Любовь к порядку. - Воспитанные птицы, и
фарфоровые собаки. - Их преимущества. - О том, какой должна быть горная
долина. - Август Сильный. Гаррис дает представление. Равнодушие публики. -
Джордж, его тетка, подушка и три барышни.
Где-то на полпути между Берлином и Дрезденом Джордж, долго смотревший в
окно, спросил:
- Почему это в Германии люди прибивают ящики для писем не к дверям
своего дома, как у нас, а к стволам деревьев? Да еще у самой верхушки! Меня
бы раздражало лазить каждый раз так высоко, чтобы посмотреть, нет ли писем.
И относительно почтальона это жестоко: я уже не говорю о неудобстве, но при
сильном ветре, да еще с мешком за плечами, это положительно опасно. Впрочем,
я, может быть, напрасно осуждаю немцев, - продолжал он, видимо под
впечатлением какой-то новой мысли. - Может быть, они применили к обыденной
жизни усовершенствованную голубиную почту? Но все-таки непонятно, почему бы
им в таком случае не обучить голубей опускаться с письмами пониже. Ведь даже
для нестарого немца должно быть утомительно лазить по деревьям.
Я проследил за его взглядом и отвечал:
- Это не ящики для писем: это гнезда. Ты все еще не понимаешь
германского национального духа. Немец любит птиц, но они должны быть
аккуратны. Если птица предоставлена собственному произволу, она настроит
гнезд где попало, а между тем это вовсе не красивый предмет с немецкой точки
зрения: гнездо не выкрашено, нет на нем ни лепной работы, ни флага; оно даже
не закрыто: птицы выбрасывают из него веточки, огрызки червей и всякую
всячину; они не деликатны; они ухаживают друг за другом, мужья ссорятся с
женами, жены кормят детей - все на виду! Понятное дело, это возмущает
немца-хозяина; он обращается к птицам и говорит:
"Вы мне нравитесь, я люблю на вас смотреть, люблю ваше пение; но мне
вовсе не нравятся ваши манеры, и я предпочел бы не видеть изнанки вашей
семейной жизни. Вот, получите закрытые деревянные домики! Живите в них как
угодно, не пачкайте моего сада и вылетайте тогда, когда вам хочется петь".
В Германии вдыхаешь пристрастие к порядку вместе с воздухом; здесь даже
грудные дети отбивают такт трещотками; птицам пришлось подчиниться общему
вкусу, и они уже соглашаются жить в деревянных ящиках, считая, в свою
очередь, невоспитанными тех родных и знакомых, которые с глупым упорством
продолжают вить себе гнезда в кустах и изгородях. Со временем весь птичий
род будет, конечно, приведен к порядку. Теперешний беспорядочный писк и
щебетанье исчезнут; каждая птица будет знать свое время; и вместо того,
чтобы надрываться без всякой пользы в четыре часа утра, в лесу, - горластые
певцы будут прилично петь в садиках, при пивных, под аккомпанементы рояля.
Все ведет к этому: немец любит природу, но он хочет довести ее до
совершенства, до блеска "Созвездия Лиры". Он сажает семь роз с северной
стороны своего дома и семь роз с южной, и если они растут не одинаково, то
он не может спать по ночам от беспокойства. Каждый цветок у него в саду
привязан к палочке; из-за нее не видно иногда самого цветка, но немец
покоен: он знает, что цветок там, на месте, и что вид у него такой, какой
должен быть. Дно пруда он выкладывает цинком, который вынимает потом раз в
неделю, тащит в кухню и чистит. В центре садовой лужайки, которая иногда
бывает не больше скатерти и непременно окаймлена железной оградкой,
помещается фарфоровая собака. Немцы очень любят собак, но фарфоровых больше,
чем настоящих: фарфоровая собака не роет в саду ям, чтобы прятать остатки
костей, и цветочные клумбы не разлетаются из-под ее задних лап по ветру
земляным фонтаном. Фарфоровый пес - идеальный зверь с немецкой точки зрения;
он сидит на месте и не пристает ни к кому; если вы поклонник моды, то его
очень легко переменить или переделать, согласно с новейшими требованиями
"Собачьего Клуба"; а если придет охота пооригинальничать или сделать по
собственному вкусу, то можно завести особенную собаку - голубую или розовую,
Страница 29 из 65
Следующая страница