а за небольшую приплату даже двухголовую. Ничего этого нельзя добиться от
живой собаки.
В определенный день, осенью, немец пригибает все цветы к земле и
прикрывает их японскими циновками, а в определенный день весной вновь
открывает их и подвязывает к палочкам. Если теплая, светлая осень держится
слишком долго или весна наступает слишком поздно - тем хуже для цветов. Ни
один серьезный немец не изменит своих правил из-за капризов Солнечной
системы - если нельзя управлять погодой, то можно не обращать на нее
внимания.
Среди деревьев самой большой любовью в Германии пользуется тополь. В
других, неопрятных странах могут воспевать косматый дуб, развесистый каштан,
колышущийся вяз. Но немцу все это режет глаз. Тополь гораздо лучше: он
растет над тем местом, куда его посадили и как его посадили; характер у него
не бестолковый, нет у него нелепых фантазий, не стремится он ни лезть во все
стороны, ни размахивать ветками. Он растет так, как должно расти порядочное
дерево; и постепенно все деревья в Германии заменяются тополями. Немец любит
природу - но при том условии, при котором одна дама соглашалась любить
дикарей, а именно: чтобы они были воспитанные и больше одеты. Он любит
гулять в лесу - если дорожка ведет к ресторану, если она не слишком крута,
если по бокам через каждые двадцать шагов есть скамеечка, на которой можно
посидеть и вытереть лоб. Потому что сесть на траву так же дико для немца,
как для английского епископа скатиться с верхушки холма, на котором устроены
народные гулянья. Немец охотно любуется видом с вершины горы - если там
прибита дощечка с надписью, куда и на что глядеть, и если есть стол и
скамейка, чтобы можно было не разорительно освежиться пивом и закусить
принесенными с собой бутербродами. Если тут же на дереве он усмотрит
полицейское объявление, запрещающее ему куда-нибудь повернуть или что-нибудь
делать - то это одаривает его чувством полного удовлетворения и
безопасности.
Немец одобряет даже дикую природу - если она не слишком дикая; в случае
излишества дикости он принимается за работу и подчиняет себе все, что нужно.
Я помню, как однажды забрел в окрестностях Дрездена в прелестную узкую
долину, спускавшуюся к Эльбе. Дорожка вилась рядом с горным потоком, который
ревел и рвался, покрытый пеной, среди голышей и леса, покрывавшего берега. Я
шел все дальше и дальше, совсем очарованный, - как вдруг за крутым поворотом
увидел человек сто рабочих, которые деятельно вычищали долину и приводили в
порядок горный поток: валуны и скалы, мешавшие течению воды, выкапывались и
вывозились на телегах; по выравненным берегам шла деятельная кладка кирпичей
на цементном растворе; нависшие деревья и кусты, запутанные побеги ползучих
растений - все это вырывалось с корнем или вытягивалось в одну линию. Пройдя
еще дальше, я дошел до того места, которое было уже подчинено предписанным
правилам красоты: широкая, гладкая полоса воды медленно и сонно текла по
песчаному горизонтальному дну, которое через каждые сто метров осторожно
спускалось по трем широким деревянным ступеням; вдоль берегов тянулась
каменная набережная, законченная скатом для стока дождевой воды; на
одинаковое расстояние в обе стороны земля была вычищена, выровнена и
правильно засажена рядами молоденьких тополей, из которых каждый был прикрыт
щитом с северной стороны и привязан к железному стержню. Местные власти
надеются, что через два года эта долина будет "окончена" по всей длине и
явится возможность гулять по ней. На расстоянии каждых пятидесяти метров
будет стоять скамейка, каждых ста метров - полицейское объявление и каждой
полумили - ресторан.
То же самое происходит с долиной Вертааль между Мемелем и Рейном - а
когда-то это было одно из самых восхитительных мест Шварцвальда!.. Ни поэты,
ни администраторы в Германии не любят, чтобы природа подавала дурной пример
детям. Рев воды возмущает начальство. "Ну, ну"! - говорит оно. - "Это еще
что такое? Безобразие! Извольте прекратить весь этот шум и течь прилично; не
можете, что ли? Люди подумают, что вы Бог знает где находитесь"! - И
начальство одаривает местные воды цинковыми трубами, и деревянными желобами,
и ступеньчатыми спусками, и учит их уму-разуму.
Опрятная страна, что и говорить!
Мы приехали в Дрезден в среду вечером и остались там до понедельника.
Это самый симпатичный город в Германии, но надо жить в нем, а не заезжать на
несколько дней. Его музеи и картинные галереи, дворцы, сады, и прекрасные
окрестности полны исторического интереса - все это чарует, если проживешь
целую зиму, но ошеломляет при поверхностном осмотре. Здесь нет такого
веселья, как в Париже или Вене, которое скоро приедается; очарование
Дрездена тише, солиднее - по-немецки, и дольше сохраняется - тоже
по-немецки. Для любителя музыки Дрезден все равно что Мекка для магометан:
за пять марок можно достать кресло в опере, к сожалению вместе с чувством
будущей неприязни ко всем английским, французским и американским оперным
театрам.
Как-то неловко видеть в современном чинном и скромном Дрездене памятник
курфюрсту Августу Сильному, которого Карлейль называет "греховодником". Он
оставил после себя тысячу детей и запирал излишне требовательных, по его
мнению, избранниц в тюрьмы и замки, где до сих пор показывают комнаты, в
которых они страдали и умирали. Много таких замков рассыпано вокруг Дрездена
Страница 30 из 65
Следующая страница