- как костей на поле битвы, - и описания этих развалин в путеводителях
относятся к разряду тех, которых воспитанным немецким барышням лучше не
читать. Портрет этого чувственного, грубого человека висит в прекрасном
музее, который он построил когда-то для боя диких зверей. Но в лице с
нависшими бровями видны энергия и вкус, которыми нередко отличаются
чувственные натуры. Дрезден обязан ему многими прекрасными сооружениями.
Но больше всего удивляют здесь путешественника электрические конки.
Огромные, чистые, длинные вагоны несутся по улицам со скоростью от десяти до
двадцати миль в час, огибая углы со смелостью машиниста-ирландца. В них
ездят все, за исключением офицеров, которым это не разрешено; и носильщики с
вещами, и разодетые дамы, отправляющиеся на бал - все едут вместе. Поезд
этой электрической конки внушает большое почтение: все и все на улицах
спешат дать ему дорогу; если вы зазеваетесь и попадете под блестящие вагоны,
но случайно останетесь живы, то вас, поднявши, немедленно оштрафуют за
недостаток почтительности.
Как-то после завтрака Гаррис отправился погулять по городу один. Когда
мы в тот же вечер сидели в "Бельведере" и слушали музыку, он довольно
неожиданно объявил, что немцы начисто лишены чувства юмора.
- Почему ты так думаешь? - спросил я.
- Да вот сегодня, - отвечал он, - я хотел получше осмотреть город, и
поместился для этого на наружной площадке электрической конки, знаешь, на
этом...
- Stehplatz? [Задняя площадка трамвая (нем.).]
- Вот именно. Ну ты, конечно, заметил, что вагоны внезапно трогаются с
места, внезапно останавливаются, а углы огибают, как ошалелые.
Я утвердительно кивнул головой.
- Нас было на площадке человек шесть, - продолжал Гаррис. - Я ведь еще
не привык, и когда вагон неожиданно двинулся - меня дернуло назад, и я
повалился прямо на толстого господина, стоявшего за мной; тот, вероятно,
тоже был не особенно тверд на ногах и, в свою очередь, чуть не раздавил
мальчика, державшего трубу в зеленом чехле. Ни один из них не улыбнулся, оба
только надулись. Я собрался было извиниться, когда вагон вдруг замедлил ход
- и я очутился в объятиях седого господина, похожего на профессора, который
стоял против меня. Представь себе, что и он не улыбнулся! Ни один мускул не
дрогнул на его лице!
- Может быть, он думал о чем-нибудь другом, - заметил я.
- Так не могли же все они думать о чем-нибудь другом: в продолжение
пути я не пропустил ни одного из них, на всех падал по несколько раз!.. Они
уже знают, когда надо покрепче держаться на ногах, - и неужели же им не
казалось комичным то, как меня кидало во все стороны и я судорожно хватался
за всех соседей! Я не говорю, что тут был тонкий, изящный юмор - но во
всяком случае я насмешил бы у нас большинство публики. А немцы лишь скроили
утомленно-кислые мины, в особенности тот, на которого я валился пять раз.
С Джорджем вышло в Дрездене маленькое приключение. На площади Старого
Рынка мы заметили магазин, в витринах которого были выставлены очень
красивые подушки, атласные, с вышивками ручной работы. В магазине,
собственно, торговали стеклом и фарфором, а эти подушки продавались здесь,
вероятно, по случаю. Мы часто проходили мимо, и Джордж каждый раз
останавливался и рассматривал их. Он говорил, что его тетке понравилась бы
такая подушка.
Джордж очень внимателен к своей тетке; он помнил о ней во время всего
путешествия: каждый день писал ей длинные письма, из каждого города посылал
подарки. По-моему, он слишком усердствует; я ему доказывал, что эта тетка
может встретиться с другими его тетками и рассказать обо всех подарках:
другие найдут племянника несправедливым - и выйдут неприятности. У меня
самого есть тетки. Я знаю, как осторожно надо себя с ними держать. Но Джордж
не слушается.
И вот в субботу после завтрака он попросил нас с Гаррисом подождать и
никуда не уходить, пока он сходит в этот магазин купить подушку. Мы прождали
довольно долго и удивились, когда он вернулся с пустыми руками. На вопросы о
подушке он отвечал, что ничего не покупал, что раздумал и что его тетке вряд
ли нужна подушка. Очевидно, ему не повезло; что-то тут было нечисто. Мы
старались разузнать, в чем дело, но напрасно; он был неразговорчив; после
двадцатого вопроса - или около того - он начал отвечать совсем односложно.
Тем не менее вечером, когда мы остались вдвоем, он вдруг сам заговорил
откровенно:
- Эти немцы в некоторых случаях ужасные чудаки.
- А что такое? - спросил я.
- Да вот насчет подушки.
- Для тетки?
- Отчего же не для тетки? - Джордж взъерошился в одну секунду; я не
встречал ни одного человека, такого щепетильного относительно теток. -
Почему я не могу послать тетке подушку?..
- Не волнуйся, - отвечал я. - Я не спорю, я даже уважаю тебя за это.
Успокоившись, он продолжал:
- В окне, если помнишь, выставлено четыре штуки; все приблизительно
одинаковые и все с одинаковым ярлыком: "Цена 20 марок". Я не могу
Страница 31 из 65
Следующая страница