еще успевал по временам останавливаться и лаять; но удары не портили его
настроения: видимо, он сознавал, что за всякое удовольствие следует платить,
и охота на курицу и пару свиней стоили этого. Кроме того, он мог без труда
заметить то удовлетворяющее обстоятельство, что на один удар по его бокам
приходилось несколько ударов на каждое живое существо в комнате; в
особенности не везло первой жирной свинье, которая так и не двигалась с
места, принимая со стоном назначенные терьеру ожесточенные пинки. Погоня за
этой собачонкой напоминала игру в футбол, при которой мяч исчезал бы каждый
раз, когда играющий разбежался и хорошенько замахнулся на него ногой, дав
изо всей силы пинка по пустому пространству. При этом только и остается
желать, чтобы в воздухе встретилась какая-нибудь точка сопротивления,
которая приняла бы удар и избавила бы вас от удовольствия эффектно
грохнуться на землю. Терьеру попадало только случайно, неожиданно для самих
преследователей, так что они теряли равновесие и летели на пол - обязательно
на ту же свинью; каждые полминуты на нее кто-нибудь сваливался, а она
продолжала лежать и визжать, не видя выхода из своего положения.
Неизвестно, сколько времени продолжалось бы столпотворение, если бы
Джордж не догадался остановить его: он один из всех нас занялся другой
свиньей - той, которая еще могла бегать и была способна к сопротивлению.
Ловкими приемами он зажал ее в угол, из которого был только один выход: в
открытую дверь. Хитрость подействовала - и свинья с радостным воплем
выскочила во двор, чтобы побегать на свежем воздухе вместо тесной комнаты.
Нам всегда хочется того, чего нет под рукой: оставшаяся свинья, курица,
девять человек и кошка сразу потеряли всякий интерес в глазах терьера
сравнительно с выбежавшей свиньей; он как вихрь помчался за исчезнувшей
добычей - а Джордж захлопнул дверь и запер ее на задвижку.
Тогда хозяин встал и оглядел свое добро, лежавшее на полу.
- Игривая у вас собачка! - обратился он к странному посетителю с
кирпичом.
- Это не моя собака, - угрюмо отвечал тот.
- Чья же она?
- Не знаю.
- Ну, это плохое объяснение! - заметил хозяин, поднимая портрет
немецкого императора и вытирая с него рукавом пролитое пиво. - Я не верю.
- Я знаю, что не верите, - отвечал человек, - я и не ждал этого. Я
устал уже доказывать людям, что это не моя собака. - Никто не верит.
- Чем же вас привлекает этот чужой пес, что вы с ним гуляете? Чем он
так хорош?
- Я с ним не гуляю: это он сам выбрал меня сегодня в десять часов утра
и с тех пор не оставляет ни на минуту. Я было думал, что отделался, когда
зашел сюда; он остался довольно далеко, свернув шею утке. Мне, конечно,
придется платить за нее на обратном пути.
- А вы пробовали бросать в него камни? - спросил Гаррис.
- Пробовал ли я бросать в него камни?! - повторил человек презрительным
тоном. - Я бросал в него камни до тех пор, пока руки чуть не отвалились! А
он думает, что это такая игра, и приносит их мне обратно. Я битый час таскал
с собой кирпич на веревке, надеясь утопить его - да он не дается в руки:
сядет на шесть дюймов дальше, чем я могу достать, раскроет рот и смотрит на
меня.
- Забавная история! - заметил хозяин. - Я давно не слыхал такой.
- Очень рад, если она кого-нибудь забавляет, - проговорил человек.
Мы оставили их с хозяином подбирать вещи, а сами вышли. В двенадцати
шагах от двери верный пес ждал друга; вид у него был усталый, но довольный.
Так как симпатии являлись у него, по-видимому, довольно неожиданно и
легкомысленно, то мы в первую минуту испугались, как бы он не почувствовал
влечения к нам; но он пропустил нас с полным равнодушием. Трогательно было
видеть такую примерную верность, и мы не старались ее подорвать.
Объехав весь Шварцвальд, мы покатили на велосипедах через Альт-Брейзах
и Кольмар в Мюнстер, откуда сделали маленькую экскурсию в Вогезы
(составляющие границу страны, где живут настоящие люди - по мнению немецкого
императора).
Рейн омывает Альт-Брейзах то с одной, то с другой стороны; он был еще
молод, когда добрался сюда, и не мог сразу решить, какое ему выбрать
направление. Альт-Брейзах, представляющий скорее крепость на скале, имел в
старину какое-то особенное значение: кто бы с кем ни воевал, из-за чего бы
ни началась борьба - Альт-Брейзах непременно был в деле. Все его осаждали,
некоторые покоряли, но скоро снова теряли власть над ним; никто не мог с ним
справиться. Житель древнего Альт-Брейзаха сам не всегда мог сказать о себе с
уверенностью, чей он подданный: только что его причисляли к французам, и он
настолько научался по-французски, чтобы сознательно платить подати, как ему
объявляли, что он уже австриец; человек начинал осматриваться, стараясь
сообразить, как ему сделаться хорошим австрийцем, но вдруг оказывалось, что
он больше не австриец, а немец; в последнем случае он оставался в сомнении,
какой он именно немец и к какому сорту немцев из всей дюжины имеет
отношение. То ему объявляли, что он протестант, то - католик. Единственное
обстоятельство его существования была обязательная тяжелая плата за то, что
он француз, или австриец, или немец. Когда начинаешь думать обо всех
Страница 54 из 65
Следующая страница