товар в картонки, поставил их на полки, вышел в маленькую гостиную за
магазином и запер дверь.
- Что же это он не возвращается! - заметила барышня после того, как мы
несколько минут просидели в ожидании. Ее тон выражал большое нетерпение, но
ни вопроса, ни недоумения в нем не было.
- Я не думаю, чтобы он возвратился, - отвечал я.
- Почему? - спросила она в большом удивлении.
- Мне кажется, вы ему надоели. По всей вероятности он сидит теперь за
этими дверьми с газетой и трубкой в зубах.
- Вот чудак! Я таких купцов никогда не видала! - воскликнула с
негодованием моя знакомая, собирая свои пакеты и выходя из лавки.
- У них такой обычай: если вам вещи нравятся, покупайте, а если не
нравятся, то они предпочитают не заниматься лишним разговором.
В другой раз я слышал в курительной комнате немецкой гостиницы рассказ
англичанина, который я на его месте оставил бы про себя.
- Нечего и стараться, - трещал маленький англичанин, - сконфузить
немца! Да они и дела не понимают. Вот здесь, на площади, я увидел в окне
старинное издание "Разбойников"; вхожу и спрашиваю цену. За конторкой сидит
с газетой какой-то несимпатичный старикашка.
- Двадцать пять марок, - говорит, и продолжает читать.
Я ему говорю, что видел несколько дней тому назад лучший экземпляр и
всего за двадцать марок. (Известное дело, ведь всегда так разговаривают,
когда покупают.) А он спрашивает:
- Где?
- В Лейпциге, - говорю.
Тогда он, представьте себе, спокойно советует мне ехать в Лейпциг и
купить там книжку! Ну я, конечно, не обращаю внимания и спрашиваю, за
сколько он уступит свой экземпляр.
- Я уже вам сказал, - говорит, - за двадцать пять марок. - Удивительно
несимпатичный человек!
- За это не стоит платить таких денег, - говорю я.
- А разве я сказал вам, что стоит? - так и брякнул, представьте себе!
- Десять марок хотите?..
Тут он встал. Я думал, он выходит из-за прилавка, чтобы достать книгу,
а он, оказывается, прямо подошел ко мне - огромный мужчина!, - поднял меня
за плечи и выставил на улицу! И ничего не сказал, только дверь захлопнул. Я
никогда в жизни не был так поражен.
- Может быть, книжка стоила двадцати пяти марок? - заметил я.
- Конечно, стоила! Очень даже стоила! - отвечал маленький англичанин. -
Но что же это за понятие о торговле?!
Если немецкий характер когда-нибудь переменится, то только благодаря
немецкой женщине. Сама она быстро изменяется - как говорится, идет вперед.
Десять лет тому назад ни одна немка, которой была дорога добрая слава и
надежда выйти замуж, не посмела бы сесть на велосипед; теперь же они
разъезжают по стране тысячами; старики при виде их качают головами, но
молодые люди догоняют на своих велосипедах и едут рядом. Еще недавно катанье
на коньках признавалось достаточно женственным только в том случае, если
девушка беспомощно висела на руке своего родственника мужского пола, теперь
же она самостоятельно выписывает восьмерки в углу пруда целыми часами, пока
не придет на помощь какой-нибудь юноша. Она и в лаун-теннис теперь играет, и
я даже наблюдал однажды - с безопасной позиции, - как девушка правила
лошадьми в двухколесном экипаже.
Она всегда хорошо образована; в восемнадцать лет она владеет двумя или
тремя языками и уже забыла больше, чем английская женщина когда-либо знала.
Тем не менее образование немкам впрок не идет: выйдя замуж, она спешит
освободить ум от лишнего балласта и предается кухне, где собственноручно
изготовляет плохие кушанья.
Но предположим, ее осенит догадка, что женщине незачем посвящать себя
всецело кухне, как мужчине незачем превращаться в деловую машину.
Предположим, что она захочет принять участие в общественной жизни своей
страны!.. О, тогда ее влияние, как здорового и разумного друга, будет
огромно и прочно.
Ведь надо помнить, что немец сентиментален и легко поддается женскому
влиянию. Если говорится, что он самый лучший жених и самый скверный муж, то
в этом виновата немецкая женщина: выйдя замуж, она не только забывает всю
поэзию и романическую обстановку, но гонит их из дома щеткой и метлой. Даже
девушкой она не умела одеваться, а замужем немедленно забросит последние
порядочные платья и начнет напяливать на себя что попало - по крайней мере,
такое получается впечатление. Она начинает ненавидеть свою фигуру, которая
могла бы остаться фигурой Юноны, и свой цвет лица здорового амура - и
начинает сознательно портить то и другое. Поклонение своей красоте она
спешит променять на ежедневную порцию сладостей, после каждого обеда она
отправляется в кофейню и набивает себя сладкими пирогами с кремом, запивая
их обильным количеством шоколада. Конечно, в короткий промежуток времени она
становится жирной, рыхлой, неповоротливой и положительно неинтересной. Когда
она поборет в себе эту слабость и наклонность к вечерней порции пива, когда
постарается сохранить с помощью физических упражнений свою фигуру и
перестанет забрасывать после замужества все книжки, кроме поваренной, тогда
страна найдет в ней новую неведомую силу. И, по-видимому, эта сила начинает
уже проявляться в разных местах государства.
Интересно было бы видеть, что тогда произойдет; потому что немецкая
нация все еще молода, и ее сила имеет значение для нашего мира; они народ
добрый, хороший, который мог бы принести другим пользу, одно можно против
них сказать - что они считают себя лучше всех, это глупо. Они настолько
увлекаются, что ставят себя выше англосаксов. Это так трудно понять, что
можно объяснить только притворством.
- Конечно, у немцев есть достоинства, - заметил Джордж, - но немецкий
табак я считаю смертным грехом всей нации. Я иду спать.
Мы встали и облокотились на низкую каменную ограду, следя за меркнущими
огоньками на тихой, темной реке.
- В общем, наш "Bummel" удался, - сказал Гаррис. - Мне уже хочется
домой, но в то же время жаль, что все кончено. Не знаю, понимаете ли вы это
чувство.
- А как ты объяснишь немецкое слово: "Bummel"? - спросил Джордж.
Я задумался на минуту, прислушиваясь к неумолчному говору бегущей воды.
- Мне кажется, его можно объяснить так, - сказал я. - Бесцельный путь -
длинный ли - короткий ли, определяемый только известным периодом времени,
после которого мы должны вернуться туда, откуда вышли. Иногда этот путь
лежит по шумным улицам, иногда по полям и мирным дорожкам; иногда нам дается
на него несколько часов, а иногда - долгое время; но где бы он ни пролегал и
сколько бы ни продолжался - наша мысль вьется по нему, как струйки сыпучего
песку. Мимоходом мы улыбаемся и киваем головой своим спутникам, возле
некоторых останавливаемся поговорить, с другими - проходим вместе несколько
шагов. Встречаем много привлекательного по пути, хотя часто устаем немного.
Но в общем, путь пройден с интересом, и нам становится жаль, когда все
кончено!
Страница 65 из 65
Следующая страница