[1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] [31] [32] [33] [34] [35] [36] [37] [38] [39] [40] [41] [42] [43] [44] [45] [46] [47] [48] [49] [50] [51] [52] [53] [54] [55] [56] [57] [58] [59] [60] [61] [62] [63] [64] [65] [66] [67] [68] [69] [70] [71] [72] [73] [74] [75] [76] [77] [78] [79] [80] [81] [82]
Николай Васильевич Гоголь
МЕРТВЫЕ ДУШИ
Поэма
ТОМ ПЕРВЫЙ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая
рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные
подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян,
- словом, все те, которых называют господами средней руки. В бричке сидел
господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни
слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком
молод. Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был
сопровожден ничем особенным; только два русские мужика, стоявшие у дверей
кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания, относившиеся,
впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем. "Вишь ты, - сказал один
другому, - вон какое колесо! что ты думаешь, доедет то колесо, если б
случилось, в Москву или не доедет?" - "Доедет", - отвечал другой. "А в
Казань-то, я думаю, не доедет?" - "В Казань не доедет", - отвечал другой.
Этим разговор и кончился Да еще, когда бричка подъехала к гостинице,
встретился молодой человек в белых канифасовых панталонах, весьма узких и
коротких, во фраке с покушеньями на моду, из-под которого видна была
манишка, застегнутая тульскою булавкою с бронзовым пистолетом. Молодой
человек оборотился назад, посмотрел экипаж, придержал рукою картуз, чуть не
слетевший от ветра, и пошел своей дорогой.
Когда экипаж въехал на двор, господин был встречен трактирным слугою,
или половым, как их называют в русских трактирах, живым и вертлявым до
такой степени, что даже нельзя было рассмотреть, какое у него было лицо. Он
выбежал проворно, с салфеткой в руке, - весь длинный и в длинном
демикотонном сюртуке со спинкою чуть не на самом затылке, встряхнул
волосами и повел проворно господина вверх по всей деревянной галерее
показывать ниспосланный ему богом покой. Покой был известного рода, ибо
гостиница была тоже известного рода, то есть именно такая, как бывают
гостиницы в губернских городах, где за два рубля в сутки проезжающие
получают покойную комнату с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из
всех углов, и дверью в соседнее помещение, всегда заставленною комодом, где
устроивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрезвычайно
любопытный, интересующийся знать о всех подробностях проезжающего. Наружный
фасад гостиницы отвечал ее внутренности: она была очень длинна, в два
этажа; нижний не был выщекатурен и оставался в темно-красных кирпичиках,
еще более потемневших от лихих погодных перемен и грязноватых уже самих по
себе; верхний был выкрашен вечною желтою краскою; внизу были лавочки с
хомутами, веревками и баранками. В угольной из этих лавочек, или, лучше, в
окне, помещался сбитенщик с самоваром из красной меди и лицом так же
красным, как самовар, так что издали можно бы подумать, что на окне стояло
два самовара, если б один самовар не был с черною как смоль бородою.
Пока приезжий господин осматривал свою комнату, внесены были его
пожитки: прежде всего чемодан из белой кожи, несколько поистасканный,
показывавший, что был не в первый раз в дороге. Чемодан внесли кучер
Селифан, низенький человек в тулупчике, и лакей Петрушка, малый лет
тридцати, в просторном подержанном сюртуке, как видно с барского плеча,
малый немного суровый на взгляд, с очень крупными губами и носом. Вслед за
чемоданом внесен был небольшой ларчик красного дерева с штучными выкладками
из карельской березы, сапожные колодки и завернутая в синюю бумагу жареная
курица. Когда все это было внесено, кучер Селифан отправился на конюшню
возиться около лошадей, а лакей Петрушка стал устроиваться в маленькой
передней, очень темной конурке, куда уже успел притащить свою шинель и
вместе с нею какой-то свой собственный запах, который был сообщен и
принесенному вслед за тем мешку с разным лакейским туалетом. В этой конурке
он приладил к стене узенькую трехногую кровать, накрыв ее небольшим
подобием тюфяка, убитым и плоским, как блин, и, может быть, так же
замаслившимся, как блин, который удалось ему вытребовать у хозяина
гостиницы.
Покамест слуги управлялись и возились, господин отправился в общую
залу. Какие бывают эти общие залы - всякий проезжающий знает очень хорошо:
те же стены, выкрашенные масляной краской, потемневшие вверху от трубочного
дыма и залосненные снизу спинами разных проезжающих, а еще более туземными
купеческими, ибо купцы по торговым дням приходили сюда сам-шест и сам-сём
испивать свою известную пару чаю; тот же закопченный потолок; та же
копченая люстра со множеством висящих стеклышек, которые прыгали и звенели
всякий раз, когда половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко
подносом, на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц на
морском берегу; те же картины во всю стену, писанные масляными красками, -
словом, все то же, что и везде; только и разницы, что на одной картине
изображена была нимфа с такими огромными грудями, какие читатель, верно,
никогда не видывал. Подобная игра природы, впрочем, случается на разных
исторических картинах, неизвестно в какое время, откуда и кем привезенных к
нам в Россию, иной раз даже нашими вельможами, любителями искусств,
накупившими их в Италии по совету везших их курьеров. Господин скинул с
себя картуз и размотал с шеи шерстяную, радужных цветов косынку, какую
женатым приготовляет своими руками супруга, снабжая приличными
наставлениями, как закутываться, а холостым - наверное не могу сказать, кто
делает, бог их знает, я никогда не носил таких косынок. Размотавши косынку,
господин велел подать себе обед. Покамест ему подавались разные обычные в
трактирах блюда, как-то: щи с слоеным пирожком, нарочно сберегаемым для
проезжающих в течение нескольких неделей, мозги с горошком, сосиски с
капустой, пулярка жареная, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок,
всегда готовый к услугам; покамест ему все это подавалось и разогретое, и
просто холодное, он заставил слугу, или полового, рассказывать всякий вздор
- о том, кто содержал прежде трактир и кто теперь, и много ли дает дохода,
и большой ли подлец их хозяин; на что половой, по обыкновению, отвечал: "О,
большой, сударь, мошенник". Как в просвещенной Европе, так и в просвещенной
России есть теперь весьма много почтенных людей, которые без того не могут
покушать в трактире, чтоб не поговорить с слугою, а иногда даже забавно
пошутить над ним. Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с
чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто
председатель палаты, кто прокурор, - словом, не пропустил ни одного
значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже не с
Страница 1 из 82
Следующая страница