- На что ж деньги? У меня вот они в руке! как только напишете
расписку, в ту же минуту
- Да позвольте, как же мне писать расписку? прежде нужно видеть
деньги.
Чичиков выпустил из рук бумажки Собакевичу, который, приблизившись к
столу и накрывши их пальцами левой руки, другою написал на лоскутке бумаги,
что задаток двадцать пять рублей государственными ассигнациями за проданные
души получил сполна. Написавши записку, он пересмотрел еще раз ассигнации.
- Бумажка-то старенькая! - произнес он, рассматривая одну из них на
свете, - немножко разорвана, ну да между приятелями нечего на это глядеть.
"Кулак, кулак! - подумал про себя Чичиков, - да еще и бестия в
придачу!"
- А женского пола не хотите?
- Нет, благодарю.
- Я бы недорого и взял. Для знакомства по рублику за штуку.
- Нет, в женском поле не нуждаюсь.
- Ну, когда не нуждаетесь, так нечего и говорить. На вкусы нет закона:
кто любит попа, а кто попадью, говорит пословица.
- Еще я хотел вас попросить, чтобы эта сделка осталась между нами, -
говорил Чичиков, прощаясь.
- Да уж само собою разумеется. Третьего сюда нечего мешать; что по
искренности происходит между короткими друзьями, то должно остаться во
взаимной их дружбе. Прощайте! Благодарю, что посетили; прошу и впредь не
забывать: коли выберется свободный часик, приезжайте пообедать, время
провести. Может быть, опять случится услужить чем-нибудь друг другу.
"Да, как бы не так! - думал про себя Чичиков, садясь. в бричку. - По
два с полтиною содрал за мертвую душу, чертов кулак!"
Он был недоволен поведением Собакевича. Все-таки, как бы то ни было,
человек знакомый, и у губернатора, и у полицеймейстера видались, а поступил
как бы совершенно чужой, за дрянь взял деньги! Когда бричка выехала со
двора, он оглянулся назад и увидел, что Собакевич все еще стоял на крыльце
и, как казалось, приглядывался, желая знать, куда гость поедет.
- Подлец, до сих пор еще стоит! - проговорил он сквозь зубы и велел
Селифану, поворотивши к крестьянским избам, отъехать таким образом, чтобы
нельзя было видеть экипажа со стороны господского двора. Ему хотелось
заехать к Плюшкину, у которого, по словам Собакевича, люди умирали, как
мухи, но не хотелось, чтобы Собакевич знал про это. Когда бричка была уже
на конце деревни, он подозвал к себе первого мужика, который, попавши
где-то на дороге претолстое бревно, тащил его на плече, подобно неутомимому
муравью, к себе в избу.
- Эй, борода! а как проехать отсюда к Плюшкину, так чтоб не мимо
господского дома?
Мужик, казалось, затруднился сим вопросом.
- Что ж, не знаешь?
- Нет, барин, не знаю.
- Эх, ты! А и седым волосом еще подернуло! скрягу Плюшкина не знаешь,
того, что плохо кормит людей?
- А! заплатанной, заплатанной! - вскрикнул мужик.
Было им прибавлено и существительное к слову "заплатанной", очень
удачное, но неупотребительное в светском разговоре, а потому мы его
пропустим. Впрочем, можно догадываться, что оно выражено было очень метко,
потому что Чичиков, хотя мужик давно уже пропал из виду и много уехали
вперед, однако ж все еще усмехался, сидя в бричке. Выражается сильно
российский народ! и если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и
потомство, утащит он его с собою и на службу, и в отставку, и в Петербург,
и на край света. И как уж потом ни хитри и ни облагораживай свое прозвище,
хоть заставь пишущих людишек выводить его за наемную плату от
древнекняжеского рода, ничто не поможет: каркнет само за себя прозвище во
все свое воронье горло и скажет ясно, откуда вылетела птица. Произнесенное
метко, все равно что писанное, не вырубливается топором. А уж куды бывает
метко все то, что вышло из глубины Руси, где нет ни немецких, ни чухонских,
ни всяких иных племен, а всё сам-самородок, живой и бойкий русский ум, что
не лезет за словом в карман, не высиживает его, как наседка цыплят, а
влепливает сразу, как пашпорт на вечную носку, и нечего прибавлять уже
потом, какой у тебя нос или губы, - одной чертой обрисован ты с ног до
головы!
Как несметное множество церквей, монастырей с куполами, главами,
крестами, рассыпано на святой, благочестивой Руси, так несметное множество
племен, поколений, народов толпится, пестреет и мечется по лицу земли. И
всякий народ, носящий в себе залог сил, полный творящих способностей души,
своей яркой особенности и других даров нога, своеобразно отличился каждый
своим собственным словом, которым, выражая какой ни есть предмет, отражает
в выраженье его часть собственного своего характера. Сердцеведением и
мудрым познаньем жизни отзовется слово британца; легким щеголем блеснет и
разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумает свое, не
всякому доступное, умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было
бы так замашисто, бойко так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы
кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Прежде, давно, в лета моей юности, в лета невозвратно мелькнувшего
Страница 38 из 82
Следующая страница