Но Чичиков постарался отказаться от такого ликерчика, сказавши, что он
уже и пил и ел.
- Пили уже и ели! - сказал Плюшкин. - Да, конечно, хорошего общества
человека хоть где узнаешь: он не ест, а сыт; а как эдакой какой-нибудь
воришка, да его сколько ни корми... Ведь вот капитан - приедет: "Дядюшка,
говорит, дайте чего-нибудь поесть!" А я ему такой же дядюшка, как он мне
дедушка. У себя дома есть, верно, нечего, так вот он и шатается! Да, ведь
вам нужен реестрик всех этих тунеядцев? Как же, я, как знал, всех их списал
на особую бумажку, чтобы при первой подаче ревизии всех их вычеркнуть.
Плюшкин надел очки и стал рыться в бумагах. Развязывая всякие связки,
он попотчевал своего гостя такою пылью, что тот чихнул. Наконец вытащил
бумажку, всю исписанную кругом. Крестьянские имена усыпали ее тесно, как
мошки. Были там всякие: и Парамонов, и Пименов, и Пантелеймонов, и даже
выглянул какой-то Григорий Доезжай-не-доедешь; всех было сто двадцать с
лишком. Чичиков улыбнулся при виде такой многочисленности. Спрятав ее в
карман, он заметил Плюшкину, что ему нужно будет для совершения крепости
приехать в город.
- В город? Да как же?.. а дом-то как оставить? Ведь у меня народ или
вор, или мошенник: в день так оберут, что и кафтана не на чем будет
повесить.
- Так не имеете ли кого-нибудь знакомого?
- Да кого же знакомого? Все мои знакомые перемерли или раззнакомились.
Ах, батюшка! как не иметь, имею! - вскричал он. - Ведь знаком сам
председатель, езжал даже в старые годы ко мне, как не знать!
однокорытниками были, вместе по заборам лазили! как не знакомый? уж такой
знакомый! так уж не к нему ли написать?
- И, конечно, к нему.
- Как же, уж такой знакомый! в школе были приятели.
И на этом деревянном лице вдруг скользнул какой-то теплый луч,
выразилось не чувство, а какое-то бледное отражение чувства, явление,
подобное неожиданному появлению на поверхности вод утопающего, произведшему
радостный крик в толпе, обступившей берег. Но напрасно обрадовавшиеся
братья и сестры кидают с берега веревку и ждут, не мелькнет ли вновь спина
или утомленные бореньем руки, - появление было последнее. Глухо все, и еще
страшнее и пустыннее становится после того затихнувшая поверхность
безответной стихии. Так и лицо Плюшкина вслед за мгновенно скользнувшим на
нем чувством стало еще бесчувственней и еще пошлее.
- Лежала на столе четвертка чистой бумаги, - сказал он, - да не знаю,
куда запропастилась: люди у меня такие негодные! - Тут стал он заглядывать
и под стол и на стол, шарил везде и наконец закричал; - Мавра! а Мавра!
На зов явилась женщина с тарелкой в руках, на которой лежал сухарь,
уже знакомый читателю. И между ними произошел такой разговор:
- Куда ты дела, разбойница, бумагу?
- Ей-богу, барин, не видывала, опричь небольшого лоскутка, которым
изволили прикрыть рюмку.
- А вот я по глазам вижу, что подтибрила.
- Да на что ж бы я подтибрила? Ведь мне проку с ней никакого; я
грамоте не знаю.
- Врешь, ты снесла пономаренку: он маракует, так ты ему и снесла.
- Да пономаренок, если захочет, так достанет себе бумаги. Не видал он
вашего лоскутка!
- Вот погоди-ка: на страшном суде черти припекут тебя за это железными
рогатками! вот посмотришь, как припекут!
- Да за что же припекут, коли я не брала и в руки четвертки? Уж скорее
другой какой бабьей слабостью, а воровством меня еще никто не попрекал.
- А вот черти-то тебя и припекут! скажут: "А вот тебе, мошенница, за
то, что барина-то обманывала!", да горячими-то тебя и припекут!
- А я скажу: "Не за что! ей-богу, не за что, не брала я..." Да вон она
лежит на столе. Всегда понапраслиной попрекаете!
Плюшкин увидел, точно, четвертку и на минуту остановился, пожевал
губами и произнес:
- Ну, что ж ты расходилась так? Экая занозистая! Ей скажи только одно
слово, а она уж в ответ десяток! Поди-ка принеси огоньку запечатать письмо.
Да стой, ты схватишь сальную свечу, сало дело топкое: сгорит - да и нет,
только убыток, а ты принеси-ка мне лучинку!
Мавра ушла, а Плюшкин, севши в кресла и взявши в руку перо, долго еще
ворочал на все стороны четвертку, придумывая: нельзя ли отделить от нее еще
осьмушку, но наконец убедился, что никак нельзя; всунул перо в чернильницу
с какою-то заплесневшею жидкостью и множеством мух на дне и стал писать,
выставляя буквы, похожие на музыкальные ноты, придерживая поминутно прыть
руки, которая расскакивалась по всей бумаге, лепя скупо строка на строку и
не без сожаления подумывая о том, что все еще останется много чистого
пробела.
И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек! мог
так измениться! И похоже это на правду? Все похоже на правду, все может
статься с человеком. Нынешний же пламенный юноша отскочил бы с ужасом, если
бы показали ему его же портрет в старости. Забирайте же с собою в путь,
выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с
собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете
потом! Грозна страшна грядущая впереди старость, и ничего не отдает назад и
обратно! Могила милосерднее ее, на могиле напишется: "Здесь погребен
Страница 44 из 82
Следующая страница